Барвенковский котёл. Барвенковский котел май 1942
| Харьковская операция 1942 (операция «Фредерикус») | |||
| Основной конфликт: Вторая мировая война, Великая Отечественная война | |||
 Пленные красноармейцы. Район Харькова, 1942 | |||
| 12 — 29 мая 1942 | |||
| Харьков, СССР | |||
| Стратегическая победа Германии | |||
| |||
| |||
ГерманияКоролевство Румыния
Королевство РумынияКоролевство Италия
Королевство ИталияХорватия
Хорватия 
Вторая мировая война месяц за месяцем. Май 1942 года
Май 1942 года, 33-й месяц Второй мировой войны. Германские войска нанесли ряд тяжелых поражений Красной Армии и перехватили стратегическую инициативу. Это позволило вермахту в 1942 году продвинуться максимально далеко на восток, в предгорья Кавказа и к Сталинграду. На Тихом океане союзники вели ожесточенные морские сражения с японцами.
Сергей Варшавчик, обозреватель РИА Новости.
Май 1942 года, 33-й месяц Второй мировой войны. За эти 30 весенних дней германские войска нанесли ряд тяжелых поражений Красной Армии и перехватили стратегическую инициативу. Это позволило вермахту в 1942 году продвинуться максимально далеко на восток, в предгорья Кавказа и к Сталинграду. На Тихом океане союзники вели ожесточенные морские сражения с японцами.
Манштейн против Козлова и Мехлиса
Основные месяца события развернулись на южном направлении советско-германского фронта – в Крыму и в районе Харькова. На Керченском полуострове 8 мая против Крымского фронта началось наступление 11-й полевой армии под командованием генерала Манштейна. Ослабленные предыдущими безрезультатными наступлениями, которые проводились с января по апрель 1942 года, советские войска оказались захваченными врасплох началом операции "Охота на дроф" (такое название носила германская наступательная операция).
Манштейну необходимо было очистить Крымский полуостров от вражеских солдат, чтобы затем вплотную приступить к штурму Севастополя, крепкого "орешка", который не дался ему в ноябре 1941 года.
Задачи Крымского фронта под командованием генерала Козлова были прямо противоположными – располагаясь на востоке Крыма, как минимум, оттягивать силы вермахта от Севастополя на себя, а как максимум, очистить полуостров от немецких частей.
Манштейн понимал, что фронтальное наступление на укрепленные за несколько месяцев позиции Крымского фронта не принесет ему успеха. К тому же у Козлова было численное превосходство. Однако Эрих фон Мантейн был одним из лучших военачальников Германии (именно он предложил наступать в труднопроходимых Арденнах, что привело в 1940 году к поражению Франции), тогда как Дмитрий Тимофеевич Козлов – всего лишь одним из многих генералов Красной Армии.
Ситуацию усугубляло и то обстоятельство, что Манштейн был полновластным хозяином подчиненных ему войск, тогда как Крымский фронт разъедало фактическое двоевластие – руководители штаба фронта не знали, чьи приказы выполнять, Козлова или представителя ставки верховного главнокомандующего, армейского комиссара 1-го ранга (что соответствовало званию генерала армии), Льва Мехлиса. Это был человек с властным и волюнтаристским характером, который игнорировал не только распоряжения Козлова, но и его непосредственного начальника, командующего Северо-Кавказским направлением маршала Буденного, утверждая, что он подчиняется напрямую Сталину.
Бить там, где не ждут
В результате Манштейн нанес удар там, где меньше всего ожидалось его наступление, на южном участке. Он подкрепил действия морским десантом и основательно пробомбил заранее разведанные штабы советских соединений, которые долгое время не меняли своего места расположения (в бомбежке погиб командующий 51-й армией генерал Львов).
Прорвав в слабом месте советскую оборону и нарушив при этом управление войсками, немецкие части развернулись на север, отрезая пути отхода 47-й и 51-й армиям. Сумятицу довершил германский воздушный десант, высаженный в тылу 44-й армии.
13 мая Крымский фронт рухнул. В ночь на 14 мая было отдано распоряжение об эвакуации советских войск с Керченского полуострова. За короткое время части Козлова потеряли более 160 тысяч человек убитыми, раненными и пленными, на Таманский же полуостров удалось переправить около 140 тысяч бойцов и командиров. Заявленные потери немцев составили порядка 10 тысяч солдат и офицеров.
Керченская катастрофа не только позволила немцам приступить вскоре к штурму Севастополя, который спустя короткое время был взят, но и открыла им более короткий путь вторжения на Северный Кавказ – через Керченский пролив и Таманский полуостров.
Крымский фронт был расформирован, а его руководители решением Ставки (читай, Сталина) были понижены в должностях и званиях. В частности, Мехлис был снят с должности замнаркома обороны и начальника главного политического управления Красной Армии и разжалован в корпусные комиссары. Козлов же был разжалован до генерал-майора, покинул пост комфронта и больше аналогичную должность никогда не занимал.Сломанный "трамплин"
Еще хуже сложилась ситуация на Харьковском направлении, где 12 мая Красная армия силами Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов предприняла наступление с целью прижать группу армий "Юг" к Азовскому морю и уничтожить. Основным "трамплином" для этого служил Барвенковский выступ – плацдарм, который был создан в результате зимнего наступления на западном берегу реки Северный Донец, открывший советским частям возможность наступления на Харьков.
Поначалу наступающим сопутствовал успех – немецкая оборона была в некоторых местах прорвана, и это позволило ввести в прорыв несколько советских армий.
В штабе группы армий "Юг" в какой-то момент даже возникла паника. В частности, командующий группой фельдмаршал фон Бок всерьез сомневался в способности 1-й танковой армии генерала фон Клейста отразить советское наступление под Харьковом. Однако, начальник штаба верховного командования сухопутных войск вермахта генерал Гальдер убедил Бока в целесообразности такого удара. И, как показали последующие события, оказался прав.
Удар танков Клейста 17 мая, нанесенный в тыл наступающим частям Красной Армии, прорвал оборону Южного фронта, а затем отрезал советским войскам пути отхода назад. Исполняющий обязанности начальника Генерального штаба генерал Василевский уже на следующий день, 18 мая, предложил Ставке отвести войска с Барвенсковского выступа, однако Сталин отказал ему в этом. В итоге, к 25 мая значительно число советских войск оказалось запертыми в барвенковском "котле", откуда затем до конца месяца предпринимали безуспешные попытки прорыва к своим.
"Котлы" на юге и на севере
В результате тяжелых трехнедельных боев Красная Армия потеряла убитыми, раненными и пленными 270 тысяч человек. В окружении погиб или пропал без вести ряд генералов – например, заместитель командующего Юго-Западным фронтом Костенко, командующий 6-й армии Городнянский, командующий 57-й армией Подлас.
Стремительный прорыв вражеских позиций удался немцам во многом из-за того, что советские части были вытянуты в один эшелон, и резервов в глубине не имели. Глубина тактической обороны не превышала 3-4 километров и, к тому же, была слабо оборудована в инженерном смысле.
По мнению маршала Баграмяна, в тот период занимавшего пост начальника штаба Юго-Западного фронта, немалая часть вины ложится на руководство Южного фронта, в частности, на командующего, генерала Малиновского, который, по мнению Баграмяна, допустил отвлечение значительной части своих сил на частную операцию (не принесшую успеха), и к контрнаступлению немцев оказался не готов.
В результате тяжелого поражения наших войск под Харьковом вермахт получил возможность для стратегического наступления на южном участке советско-германского фронта, чем не преминул воспользоваться летом 1942 года.
Неутешительно развивалась борьба и на севере, на Ленинградском фронте, где в течение мая сжимались германские тиски вокруг окруженной 2-й ударной армии. После того, как знамя армии было отправлено самолетом в тыл, по сути дела, началась агония соединения. Армия начала отходить к "коридору" у Мясного Бора, где развернулись жестокие бои. 30 мая части вермахта при поддержке бомбардировочной и штурмовой авиации перешли в наступление и на следующий день наглухо перекрыли "коридор", захлопнув тем самым крышку "котла", в котором оказалось более 40 тысяч человек.
Битва морских гигантов
В то время, как в Европе разворачивались гигантские сухопутные сражения, на других театрах Второй мировой войны происходили, в основном, морские баталии. Это было обусловлено необходимостью вывести, в первую очередь, из строя ударную силу Японии – ее военно-морской флот. 4-8 мая в Коралловом море произошла крупнейшая битва между японским и американо-английским флотами, в ходе которой впервые сошлись в бою с обеих сторон группы самых крупных надводных кораблей – авианосцев. В итоге, стороны потеряли по одному авианосцу и одному эсминцу, а также несколько десятков самолетов. Число погибших у союзников составило более 600 человек, у японцев – более 900.
Несмотря на фактическую ничью, сражение обернулось проигрышем для японцев, вынудив их отказаться от планов захвата столицы Новой Гвинеи.
На суше у японцев дела шли куда лучше. 1 мая они захватили второй по величине город Бирмы – Мандалай, а 5 мая овладели морской крепостью Коре на Филиппинах.
5 мая началась операция "Броненосец" – захват Мадагаскара (принадлежавшего союзнице Германии, вишистской Франции), вооруженными силами Великобритании, Австралии и Южно-Африканского Союза. Главной целью было воспрепятствование возможному созданию на острове военно-морской базы Японии. Непрошенных гостей встретило ожесточенное сопротивление, которое через несколько месяцев было сломлено. В боях, которые продолжались до 6 ноября 1942 года, обе стороны потеряли убитыми чуть более 250 человек. По меркам Восточного фронта, это были бои местного значения.
В Северной Африке началось очередное наступление танковой армии "Африка" под командованием генерала Роммеля. С 26 на 27 мая знаменитый "Лис пустыни" атаковал британские позиции к западу от Тобрука и прорвал их. Однако его заветная цель – город Тобрук, пал лишь спустя почти месяц.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
ria.ru
«Барвенковский котёл» — Родительский комитет
23 августа для Харькова чрезвычайно значимая дата – день освобождения от фашистов.
Однако событие, предшествовавшее этому дню, стало самым трагичным в истории Слобожанщины. В военной истории оно названо «Барвенковский котёл».
Советские военнопленные, май 1942 г. Барвенковский котёл.
Это было одно из самых кровопролитных сражений Великой Отечественной войны. Четверть миллиона (!) жизней наших солдат за 17 дней было положено на алтарь войны. Около 15 000 бойцов в день…
Наши войска после весенней распутицы начали наступление – с задачей расклинить линию фронта противника и обойти Харьков с юга.
Гитлеровцы же, в свою очередь, начали операцию, с задачей прорвать фланги наших войск и сомкнуть кольцо вокруг ушедшей вперед советской группировки.
Наши полководцы (Тимошенко, Баграмян, Хрущёв) вовремя не смогли оценить угрозу окружения. А когда спохватились – было уже поздно.
На небольшом отрезке земли оказались в окружении и впоследствии уничтожены по разным данным – от 170 000 до 300 000 советских воинов!
Впрочем, о причинах полного разгрома нескольких наших армий, о стратегических и тактических просчётах командования написано и сказано много.
Я расскажу лишь о нескольких эпизодах этого периода, пережитого барвенчанином – моим отцом, Петром Гавриловичем.
Пётр Гаврилович, 1943 г.
К началу войны ему исполнилось 13 лет. До этого было босоногое голодное детство в условиях пресловутой советской коллективизации.
Мой дед умер, когда отцу исполнился один год. Поехал зимой в соседнее село за пойлом для животных, простудился, получил воспаление лёгких – и умер.
Отец был пятым, младшим ребёнком в семье.
В хозяйстве была корова и лошадь.
«Именно из-за этого, если бы отец не умер, нас раскулачили бы», – вспоминал отец. – Но маме всё равно пришлось сдать худобу в колхоз – несмотря на то, что пятерых детей нечем было кормить. Сама пошла зарабатывать трудодни.
Рано утром, когда ещё было темно, она сажала нас в тачку-возик и везла на пункт, где были все дети, а сама тяжело работала. Выжить было почти невозможно.
В 1932 году она забила двери и окна в хате, посадила троих меньших (Иван и Николай были уже взрослыми) в тачку и покатила на Донбасс.
Еле-еле пришла в Юзовку (нынешний Донецк – Л.П.).
На работу её нигде не брали даже за кусок хлеба – к многодетным матерям-одиночкам тогда было отношение соответствующее…
С огромным трудом добралась до Горловки. Но и там, на очередной шахте ей отказали.
Лишь в каком-то магазине сторож-китаец пожалел её и приютил.
Жили у него в сторожке-каморке впроголодь, ели лягушек.
Китаец устроил её коногоном в шахте – тягала вагонетки, тачки с углём.
Не женская тяжелейшая работа: под землёй на карачках таскать тачки с углём…
Когда мать выходила из шахты, у неё, как у негра, блестели только глаза и зубы.
Пока она была на работе, китаец иногда подкармливал нас лягушками, печёными на костре. Для нас это был сущий деликатес…».
Когда незадолго до войны семья вернулась в Барвенково, отцу, как и другим мальчикам, пришлось босячить. Мать физически не могла всех прокормить.
Ночевали с пацанами где придётся.
В кочегарке на ещё горячей жужалке пекли где-то подобранные картофельные очистки.
«Чтобы совсем не помереть с голоду, приходилось подворовывать, – рассказывал отец. – Приходили на базар, подходили к тем, кто торгует какой-то снедью, пирожками. А пирожки тогда были по 5 коп.
Делая вид, что выбираем лучший пирожок, брали в жменю: один не такой, второй, а потом тут же резко ныряли под прилавок, спехом заталкивая в рот уже взятые пирожки, почти не прожёвывая, лишь бы… насытиться, пока орущие хозяйки били нас и тянули из-под прилавков.
Пытаясь заработать хоть что-нибудь зимой 1941-го, я прошёл десятки километров, чтобы где-то под Святогорском набрать меловых камушков и продать на базаре.
Возвращаясь однажды ночью по степям и перелескам, я шёл по краю оврага, когда услышал рыки, завывания и увидел светящиеся огоньки на дне оврага. Кувыркаясь и играя, волчья стая, очевидно, не заметила меня.
Я шёл по верху оврага и меня прошибал холодный пот, а шапка сама потом поднималась вверх, волосы вставали дыбом. Я её вниз, а она – вверх. Как добрался домой и не помню».
12 мая 1942 года началась самая трагическая часть истории Харьковщины.
Немецкий план окружения советских войск под Харьковом в 1942 году назывался «Фредрихус-юг», и стал их последней крупной победой в Великой Отечественной войне.
В результате полного разгрома нескольких наших армий, немецкие войска смогли начать наступление на юго-восток – на Кавказ и Сталинград.
Это была третья по счёту, и самая неудачная, попытка советского командования освободить оккупированный в 1941 году Харьков.
В 1942 году в результате январских боёв образовался Барвенковский выступ, в который входили два плацдарма: за Северским Донцом южнее Змиёва и в районе Старого Салтова, что послужило образованию Харьковского или, как его впоследствии назовут историки, «Барвенковского котла».
В Барвенково базировалась тыловая база немецкой армии.
Отцовская хата стояла недалеко от Чумацкой горы, через которую шла основная дорога. Батя рассказывал, как по ней то и дело двигались обозы, телеги, запряжённые битюгами – коренастыми, мохноногими немецкими лошадьми.
Однажды зимой во двор въехала такая телега-бричка, и немец заставил отца носить в дом хромовые сапоги, которыми она была гружена – чтобы не перемёрзли. И, конечно, пресловутое: «Майко, яйки, куры, млеко…»
Утром – обратный процесс: выносить и грузить.
Пары немец не считал и пацан решил схитрить, бросив одну из них под бричку – якобы упала, если что…
Но, выйдя из хаты, немец сразу же её заметил, и с криком отвесил сильный подзадник…
Впрочем, на этом злоключения отца не закончились.
Как-то один его знакомый по фамилии Капустин, который был года на три-четыре старше отца, предложил испробовать ракетницу – очевидно, утерянную каким-то офицером при отступлении наших войск.
Они забрались на кукурузное поле и, совершенно не думая, стрельнули вверх. И тут, как на грех, пролетал в это время наш самолёт!
… Полицаи быстро нашли их.
О судьбе Капустина мне неизвестно ничего. А отца очень сильно и много били, задавая один и тот же вопрос: кому и зачем они давали сигнал.
«Мама несколько раз ходила к главному полицаю, плача и уговаривая отпустить меня, – рассказывал отец.– Приносила дефицитные по тем временам продукты: яйца, сало, что-то ещё. До сих пор понятия не имею, где она брала эти деликатесы.
Но однажды здоровый полицай вывел меня на крыльцо, взял за шиворот и за штаны, злобно прошипел: «пішов звідси!» – и ласточкой запустил с верхней ступеньки.
Я, вытянув вперёд руки, проехал по дорожке, посыпанной жужалкой, ободрав до крови ладони, руки, лицо, грудь и колени…».
… Гул и грохот канонады, взрывы мин, снарядов, бомб временами сливались в один протяжный выматывающий вой, а потом – колонны измотанных, смертельно уставших и израненных солдат шли по дороге.
Однажды где-то далеко от Барвенково из такой колонны уставших, спящих на ходу солдат, отца окликнули. Это был его старший брат – Николай, который во время войны был шофёром.
Оборванного, босого, голодного Петра брат Николай как смог накормил, умыл, отмыл заскорузлые от грязи и цыпок руки и ноги, привёз домой.
Потом дорога войны пролегла через Сталинград, Кенинсберг и далее, далее – до самой разгромленной и побеждённой Германии, о чём и говорят медали: «За оборону Сталинграда», «За взятие Кенинсберга», «За боевые заслуги», «За отвагу» и др.
Вспоминая Сталинград, Николай Гаврилович говорил: «Было много боли, горя, грязи, страха. Многие не выдерживали, делали самострел, были и самоубийства…
Плотность стрельбы была страшная, постоянная бомбёжка и артобстрелы. А сзади стояли заградотряды НКВД. Выжить было невозможно!»…
Впрочем, и барвенчане в своём разбитом и израненном городке, во время бомбёжек и обстрелов тоже пытались выжить – кто как мог.
Батя вспоминал: «Вой авиабомбы ни с чем не спутаешь. Вот она летит с нарастающим свистом, а ты бежишь, бежишь, и не знаешь – вот сейчас, сейчас рванёт, кажется, что она летит прямо в тебя!
Однажды мы с другом, услышав этот вой, рванули что есть сил к ближайшему погребу, куда бежали все, но чувствуя – не успеть, рухнули под присьбу соседней хаты, закрыв голову руками. И вдруг – гуп! Поднимаю голову, а эта дура, килограммов 200, лежит прямо передо мной. Огромная, больше метра, как поросёнок!
Бог помиловал – не разорвалась!…
Вообще, реальность была сложнее, грязнее и мучительнее, чем в советских фильмах о войне.
В другой раз тоже бежали к ближайшему погребу, куда уже набилось много народа, и тоже не успели. А когда рвануло, увидели – бомба попала прямо в этот погреб.
Картина была жуткая: человеческие останки, руки, ноги… На деревьях, в округе… Было просто жутко»…
В 14 лет отец получил единственную и очень ценимую им награду – медаль «За отвагу», когда 3-я немецкая танковая дивизия двинулась для нанесения удара по войскам Москаленко.
Отец вспоминал:
«Была страшная паника, крик, ужас, все бегут: и солдаты, и ополченцы, и бабы. Фашистские танки едут по полю, стреляют, давят людей гусеницами, а немцы на броне хохочут…
Добежали до реки, люди бросаются в воду. Кто плывёт, кто тонет. Паника!
Паника – страшное дело. Я не растерялся, кричу – делайте плоты!
Стали спешно из веток, разбитых деревьев поясами кто чем мог связывать кое-какие плоты… И многие спаслись»…
Галина Гавриловна
Сестра моего отцы, Галина Гавриловна – кареглазая красавица, типичная «украинка с картинки», была угнана в Германию.
Там она попала на работу в хозяйство к какой-то немке. Ухаживала за животными, за детьми, вела домашнее хозяйство. Сполна узнала подневольный труд и оскорбления. Вспоминала: «Дочь этой немки, четырёх лет отроду, сидит на горшке, смотрит на меня, и ритмично качаясь, говорит без умолку: «Русиш швайн, русиш швайн».
Когда наши подошли к городу, барак репатриантов хотели расстрелять, но город уже был взят.
Во время обстрела и бомбёжки все разбежались, Галина была серьёзно ранена в ногу. Приютили её какие-то немцы. Лежала с температурой в полубреду, когда какой-то ворвавшийся солдат с криком: «Ах ты, тварь фашистская!» хотел её изнасиловать.
Спас подоспевший офицер.
Через какое-то время с Галиной произошёл такой же чудесный случай, как и с Петром.
В колонне репатриантов её увидел Николай!
Они узнали друг друга, на ходу договорились о встрече. И она несколько раз приходила к нему туда, где стояла его часть.
Николай и Галина Гавриловны
Как и всех наших соотечественников, судьбы барвенчан сложились по-разному.
Окончательно Барвенковщина была освобождена в сентябре 1943 года.
И лишь в ноябре 1969 года на Чумацкой горе в Барвенково был воздвигнут мемориал «Скорбящая Мать». А в братской могиле похоронены воины, погибшие здесь в годы Великой Отечетвенной войны при освобождении Харьковщины.
Щербань (Вакал) Л.П. (Харьков)
rodkom.com.ua
НЕМЕЦКИЙ ПЛЕН. Часть 4: транспортировка
Сегодня сложилось мнение, что стоило попасть человеку в немецкий плен, и он сразу же оказывался в месте постоянного заключения. На самом деле это далеко от истины, причем если при ведении кампании на Западе, немецкое командование старалось как можно быстрее эвакуировать военнопленных (1,9 млн. чел.) из прифронтовой зоны в тыл, для чего использовался порожний грузовой автотранспорт и специально выделенные поезда, то на Востоке вермахтом ни Гаагская, ни Женевская конвенции не принимались во внимание. Хотя и было предусмотрено, что эвакуация советских военнопленных должна была проводиться порожним автотранспортом, это на практике редко осуществлялось.Пленные советские солдаты и офицеры у моста через реку Сан. 23 июня 1941 года. По статистике из этих пленных до весны 1942 года не доживет 95 человек из 100
Зачастую комендатуры путей сообщения и руководство автоколонн просто отказывались перевозить пленных. Например, военная комендатура Брест-Литовской железной дороги 7 июля отказалась перевозить пленных аргументируя отказ "опасностью заражения и завшивления вагонов". Этим же аргументом руководствовались и командиры автоколонн. Эти отказы приняли настолько массовый характер, что командующий тыловым районом ГА "Центр" фон Шенкендорф был вынужден издать приказ о том, что "в дальнейшем это надо прекратить". Однако это не возымело никакого действия на войска. И только в конце августа пленные стали эвакуироваться поездами, а до этого эвакуация "поневоле, несмотря на большие расстояния, осуществлялась в основном пешим порядком". В зоне ответственности остальных групп армий отказы в перевозке пленных имели такие же масштабы. "Гигиеническая аргументация" привела к тому, что генерал-квартирмейстер сухопутных сил издал 31 июля специальный приказ, и вместо ранее предусмотренной процедуры эвакуации советских военнопленных распорядился проводить ее, как правило, пешим порядком. Таким образом, сложившаяся практика была узаконена приказом. Исключение составляли открытые товарные вагоны (то есть ж/д платформы) - в них пленных разрешалось перевозить.
Получение разрешения на выделение железнодорожного и автомобильного транспорта под перевозку пленных было связано с такими строгими условиями, что проходили недели пока транспорт поступал для перевозки пленных. Вплоть до глубокой осени 1941 года эвакуация советских пленных проводилась в основном пешим порядком.
Пешие марши приводили к страшным жертвам. Пленным из зоны ответственности ГА "Центр" в августе 1941 года пришлось совершать марши общей протяженностью около 500 км, чтобы попасть в Восточную Пруссию и Польшу. Пленные из района Брянска и Вязьмы пешком преодолевали район Брянск - Гомель и Вязьма - Смоленск (от 150 до 250 км), и только после этого их поездом доставили в рейхскомиссариат "Остланд". В начале декабря 1941 года айнзацгруппа "В" сообщала из Смоленска о волнениях среди населения города по поводу того, что "трупы русских пленных, которые пали во время перехода от истощения или болезней и в большом количестве лежат на всех дорогах маршрута".Пленные советские солдаты. . Барвенковский котёл, май 1942
Сравнительно много немецких документов сохранилось по эвакуации советских военнопленных из киевского котла на территорию рейхскомиссариата "Украина", что позволяет довольно точно описать их судьбу.
К 22 сентября в зоне действий 17-й армии вермахта было захвачено в плен около 200 тыс. советских военнослужащих. Их снабжение продуктами питания было возложено на коменданта 550-го тылового района. Для чего в его распоряжение предана колонна грузовиков общей грузоподъемностью 60 тонн. Также срочно надо было вывозить пленных из Кременчуга. К железнодорожным станциям пленные должны были двигаться пешком, или на порожнем автотранспорте 1-й танковой группы. В связи с большим количеством пленных командование 17-й армии запросило разрешения использовать для их транспортировки не только открытые, но и закрытые вагоны, а также поезда местного следования. Командование ГА "Юг" ответило, что эвакуация военнопленных поездами нереальна, так как они находятся еще восточнее Днепра, поэтому 25 сентября командование 24-й пехотной дивизии было вынуждено просить помощи у командования армии, после того как в Лубнах, куда было доставлено 33 тыс. пленных начались волнения, так как у пленных не было ни еды, ни воды, ни помещений для размещения. 24-я дивизия должна была обеспечить эвакуацию всех 200 тысяч пленных, причем у коменданта 550-го района были отобраны ранее выделенные грузовики, а снабжение пленных должна была осуществлять своими грузовыми машинами 24-я дивизия, но их у нее не было.
В результате эвакуация 200 тыс. пленных из района Лубны - Хорол в Умань происходила пешим порядком, а это без малого 400 км. Эвакуация была закончена 24 октября. 15 октября, то есть на второй день марша, командование 24-й дивизии доносило командующему тыловым районом ГА "Юг", что вследствие сопротивления пленных и их крайне плохого физического состояния эвакуация проходит очень тяжело, а "вследствие расстрелов и истощения" уже насчитывается более 1000 трупов.
Сколько военнопленных пережило этот переход сказать нельзя. Но именно этих пленных видел представитель немецкой сталелитейной промышленности, который прибыл организовывать работу захваченных советских предприятий:
"Бесконечные колонны пленных проходили мимо. Однажды проследовало 12 500 человек под охраной всего 30 немецких солдат. Тех, кто не в состоянии был идти дальше, расстреливали. Мы провели ночь в небольшой деревне, где наша машина застряла в грязи. Там находился пересыльный лагерь, где мы стали свидетелями того, как пленные ночью жарили и поедали своих собственных товарищей, которые этой же ночью были застрелены нашими патрульными за нарушение дисциплины. Питание пленных состояло из картофеля, взятого у жителей этой же деревни. Каждый получал самое большее по две картофелины в день".По докладу обер-квартирмейстера 17-й армии даже рационы предписанные распоряжением ОКХ от 21 октября 1941 года военнопленным при маршах не выдавались, фактически они вообще не получали питания, довольствуясь тем, что им дадут местные жители, объедая траву на обочинах и листву на придорожных деревьях, подбирая павших лошадей. При недостатке питания и плохой погоде смертность военнопленных на этапах эвакуации достигла 1% в сутки. То есть из 200 тысяч военнопленных при пешем переходе в район Умани погибло от 10 до 20 тысяч.
Проблема эвакуации обострилась с наступлением холодов. Как следует из документов, в ноябре пешие марши из-за холодов и состояния здоровья пленных в зоне ответственности ГА "Центр" не проводились. Но дело в том, что и по железной дороге военнопленных перевозить стало затруднительно, еще в сентябре 1941 года комендант по делам военнопленных округа "J" запросил ОКВ "можно ли теперь в холодное время года перевозить пленных в закрытых вагонах", ибо приказом от 31 июля это было запрещено. Положительного ответа он, видимо, не получил, потому что в ноябре транспортировка пленных в открытых вагонах была правилом. "Нормальная" смертность при такой транспортировке составляла от 5 до 10%, в отдельных случаях достигая 30%! Только с 26 ноября, после трехнедельных морозов, в зоне ответственности ГА "Центр" был введен новый порядок транспортировки пленных. Процедура заказа транспорта для военнопленных была крайне затруднена. Приоритет же передвижения по железным дорогам априори отдавался воинским и грузовым поездам, следовательно, обслуживание поездов с пленными а также их погрузка/выгрузка являлись делом третьестепенным, это означало, что пленные часами должны были на морозе ожидать погрузки или выгрузки.
Кроме того, армейское командование было заинтересовано в том, чтобы любым способом избавиться от пленных, не думая о последствиях. Перевозка в открытых вагонах приводила к огромным жертвам. Так, в середине января 1942 года комендант по делам военнопленных округа "С" (ГА "Север") жаловался, что при перевозке пленных из района 16-й армии "на одном из транспортов умерло несколько сотен человек". Во время транспортировки из 13-го армейского пункта сбора военнопленных в Чудове 16 января 1942 года из 2 347 пленных "1600 прибыли едва живыми, а 760 умерли". При погрузке "уже 400 человек были в таком плохом состоянии, что их пришлось везти на поезд в санях". Из другого транспорта с 2000 пленных живыми прибыли всего 661 человек, остальные замерзли, сбежали или были расстреляны при попытке к бегству, - пленные также перевозились на открытых платформах.
Получается, что с точки зрения смертности, не было особой разницы, перевозились ли пленные на морозе в открытых или закрытых неотапливаемых вагонах. При перевозке в товарных вагонах из рейхскомисариата "Остланд" за один маршрут умирало "от 25 до 70% пленных", не только от действия низких температур, но и потому, что во время многодневного пути их практически не кормили.
После того, как советские военнопленные стали рассматриваться как "ценный рабочий ресурс", 8 декабря 1941 года, отдел по делам военнопленных ОКВ составил наконец-то перечень условий, которые следовало соблюдать при перевозке пленных: в товарных вагонах следовало установить печки, пленным следовало выдавать одеяла и верхнюю одежду, а также соломенные подстилки для защиты от холода. Перед отправкой следовало проводить двукратную дезинсекцию, в каждом вагоне следовало перевозить не более 50 пленных, необходимо было обеспечить "регулярное питание в пути, возможность отправления естественных надобностей при длительных стоянках и т.д.". Существует мнение, что этот приказ можно рассматривать лишь в качестве создания алиби, ибо никаких материальных условий для его выполнения создано не было. Обер-квартирмейстер тылового района ГА "Центр" отмечал, что "этот приказ практически неисполним из-за отсутствия печей, соломы и одеял. При очень сильных морозах в это время (до -30°С) транспортировка по железной дороге очень затруднительна и ее по возможности следует избегать. Опыт показывает, что смертность при таких перевозках чрезвычайно велика". Когда в марте 1942 года транспорт с военнопленными прибыл в стационарный лагерь II В Хаммерштейн (Померания) из генерал-губернаторства фактически без потерь (умерло 12 человек из 3800) немцы даже удостоили "особой похвалы" начальника службы по делам военнопленных в генерал-губернаторстве.
Только после того, как немецким политическим и военным руководством была осознана необходимость обеспечения немецкой экономики рабочей силой, были приняты меры по кардинальному улучшению транспортировки советских военнопленных. В частности, был отдан приказ о том, что при транспортировке по железной дороге эшелоны с "остарбайтерами" и советскими военнопленными по приоритету уступают лишь воинским эшелонам. Особенно заметны перемены в "Инструкции по эвакуации вновь поступающих военнопленных", изданной генерал-квартирмейстером сухопутных сил 15 июня 1942 года:
"При эвакуации вновь поступающих военнопленных главной заповедью является то, что военные, политические и экономические принципы ведения войны требуют справедливого обращения с военнопленными и сохранения их работоспособности:
I. Экипировка
Оставлять военнопленным предметы одежды и снаряжения (сапоги, посуду, ложки, одеяла и т.д.) и при эвакуации давать их с собой. Недостающие предметы одежды и снаряжения снимать с убитых и умерших и раздавать военнопленным. Передавать им трофейные полевые кухни.
II. Эвакуация пешим порядком
Использовать все транспортные возможности (автоколонны и т.д.). Отправку пешим порядком по возможности ограничивать. При пешем переходе:
1. На каждые 25-30 км сооружать временные места ночевок (желательно крытые) и обеспечивать там выдачу горячего питания.
2. Выдавать продовольствие соответственно тяжести перехода. Снабжение организовывать в согласии с хозяйственными органами. К запасам армейских продовольственных складов обращаться лишь в самом крайнем случае.
3. Численность охраны должна составлять не менее 2-х человек на 100 военнопленных.
[...]
4. Маршировать группами не более 2500 человек. Расстояние между ними должно быть не менее 1 км.
5. При каждой группе иметь санитарный персонал. Брать с собой достаточное количество транспорта для перевозки заболевших в пути пленных.
III. Эвакуация по железной дороге.
[...]
3. Использовать возможно более близкие к месту назначения станции, чтобы избежать длинных пеших переходов и сохранить трудоспособность пленных.
4. Заранее позаботиться о выдаче горячей пищи военнопленным во время перевозки в согласии с полномочными органами. Везти с собой сухой паек в закрытых вагонах. На остановках пополнять запас питьевой воды.
5. Брать с собой достаточное количество охраны.
[...]
Довести приведенные выше указания до каждого немецкого солдата, занятого снабжением или охраной военнопленных".
Уще одним важным фактором огромных потерь советских военнопленных при эвакуации стали массовые расстрелы в пути. 22 августа 1941 года командующий ГА "Центр" фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике: "При эвакуации пленных происходили жестокости, против которых я издал очень суровый приказ. При истощении пленных и невозможности их кормить на длинных маршрутах по широким и безлюдным районам более менее сносно, их эвакуация по прежнему остается тяжелой проблемой". Но расстрелы и избиения продолжались. Несмотря на то, что армейское руководство постоянно издавало угрожающие приказы говорящие о недопустимости "бесконтрольных расправ" с военнопленными, фактически ничего не изменилось. А в последующем дела пошли еще хуже.
Комендант 240-го пересыльного лагеря в Смоленске докладывал 25 октября 1941 года:"Неоднократно случалось, что охрана обращается с военнопленными с преувеличенной жестокостью. Так, в ночь с 19 на 20 сего месяца около 30 000 пленных, которых не смогли принять в лагере "Север", были отправлены обратно в город. Утром 20 числа только на одном участке от вокзала до лагеря "Север" насчитывалось 125 убитых военнопленных. Большинство из них лежало на дороге с простреленной головой. При этом в большинстве случаев речь шла не о попытке к бегству и не о фактическом сопротивлении, которые только и могут служить оправданием применению оружия".
Отдел пропаганды "V" при командующем тыловым районом ГА "Центр" в начале ноября отмечал:
"Продолжаются случаи, когда пленные, которые вследствие полного истощения не могут больше продолжать марш в тыловую зону, просто расстреливаются. Если это происходит в уединенных районах и за пределами населенных пунктов, то население может об этом и не знать. Однако слухи о случаях, когда пленных просто расстреливали в пределах населенных пунктов, распространяются по краю со скоростью ветра".
Как видно пропагандистов из ведомства Геббельса больше беспокоят не сами факты расстрелов, а то что это происходит на глазах населения.
Отдел пропаганды "В" при командующем войсками рейхскомиссариата "Остланд" в свою очередь жалуется, что обращение с военнопленными "зачастую сводит на нет всю пропагандистскую работу":
"Пленные совершенно обессилели из-за недостаточного питания, они падают на своих рабочих местах, остаются лежать на дорогах во время маршей и поэтому часто расстреливаются на глазах гражданского населения".
Этот же отдел в конце января 1942 года сетует на то, что количество расстрелов не уменьшается. В Минске во время марша от вокзала к лагерю, прямо на главной улице города были расстреляны пленные якобы пытавшиеся бежать. Еще на следующие день "тела в большом количестве лежали на несколько километров вдоль дороги; только к вечеру отчасти уже начавшие разлагаться трупы были убраны". Только вдумайтесь: на несколько километров...В ГА "Юг" дела обстояли так же. Начальник военно-экономического штаба "Восток" генерал-лейтенант Шуберт отмечал в сентябре 1941 года, что "настроение украинского населения по отношению к вермахту резко ухудшилось из-за нехватки продовольствия, неоднократно наблюдаемого жестокого отношение к военнопленным, расстрелов военнопленных на глазах местного населения. Все это вызывает негодование простого украинского населения".
Надо отдать должное: такие генералы как фон Бок, фон Шенкендорф и фон Теттау (командир 24-й ПД) пытались посредством приказов хоть как-то прекратить издевательства и произвольные расстрелы пленных. Но их приказы вступали в противоречие с национал-социалистской пропагандой и приказами исходившими от высшего командования вермахта. Приказы высшего руководства вермахта давали каждому солдату право поступать в отношении с советскими пленными по своему усмотрению, ибо любая жестокость в войне на Востоке могла быть оправдана как "необходимая", если она не совершалась на глазах свидетелей, готовых выступить против. Надо ли говорить, что немецких солдат, готовых выступить против своих же товарищей, в такой ситуации наверняка было очень мало. Солдаты же, искренне верившие в национал-социалистские "идеалы", вообще не видели разницы между тем, что приказывало военное руководство об обращении с "большевистскими скотами", и тем, что этим же руководством считалось "произволом". Солдаты вермахта были свидетелями "отборов" айнзацкоманд, массовых расстрелов мирного населения (в частности евреев), видели трупы повешенных партизан или "пособников партизан", и, соответственно, делали вывод, что жизнь пленных и мирного населения для военного и политического руководства рейха не имеет никакой ценности, лишним доказательством этого было и официальное отношение к пленным. Отсюда недалеко было и до вывода, что убийство пленных разрешено.
Несмотря на попытку противопоставить "белый и пушистый" вермахт, "зеленым и склизким" войскам СС, в вермахте было довольно много войсковых командиров, которые считали расстрелы обессилевших военнопленных правильными. Одни из них руководствовались при этом "военной необходимостью", другие расовыми или политическими мотивами. Руководитель II отдела абвера в ОКВ полковник Лахузен докладывал 31 октября 1941 года, что "командование 6-й армии (командующий генерал-фельдмаршал ф. Рейхенау) отдало приказ о расстреле всех ослабевших пленных. К несчастью это происходит на улицах, в населенных пунктах, так что местное население является свидетелем всего этого".
Вывод: Количество погибших при транспортировке советских военнопленных не поддается точному исчислению, но это ШЕСТИЗНАЧНЫЕ ЦИФРЫ, и они ориентировочно составляют 250-280 тыс. человек. И есть обоснованные основания полагать, что их было гораздо больше. Итак: четверть миллиона погибших только на этапах!
Им повезло: они добрались до стационарного лагеря Гузен живыми
Источники:Фонды Федерального архива ФРГ - Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)ОКВ:Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.Особо важные дела по плану "Барбаросса" отдела "L IV" штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.Документы ГА "Север" (OKW/Nord) OKW/32.Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562. ОКХ:Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) h2/441. Документы отдела иностранных армий "Восток" генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.
А. Даллин "Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики". М. Из-во Академии наук СССР 1957 г."СС в действии". Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.Ш. Датнер "Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне" М. ИИЛ 1963 г."Преступные цели - преступные средства". Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. "Политиздат" 1968 г."Совершенно секретно. Только для командования". Документы и материалы. М. "Наука" 1967 г.Н. Алексеев "Ответственность нацистских преступников" М. "Международные отношения" 1968 г.Н. Мюллер "Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории" М. Воениздат 1974 г.К. Штрайт "Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.". М. "Прогресс" 1979 г.В. Галицкий. "Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства". "Государство и право" №4, 1990 г.М. Семиряга "Тюремная империя нацизма и ее крах" М. "Юр. Литература" 1991 г.В. Гуркин "О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг." НиНИ №3 1992"Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности". Сборник материалов в 8-ми томах. М. "Юридическая литература" 1991-1997 гг.М. Ерин "Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны" "Вопросы истории" №11-12, 1995К. Штрайт "Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)". М. "Гея" 1995 г.П. Полян "Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине". М. "РОССПЭН" 2002 г.М. Ерин "Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования". Ярославль. ЯрГУ 2005г."Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады" под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. "Аиро-ХХ" 2005 г.В. Ветте "Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза". М. "Яуза", ЭКСМО 2005г.К. Штрайт "Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг". М. "Русская панорама" 2009 г."Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь". Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.
mihalchuk-1974.livejournal.com
