Вяземский "котел" – малоизвестная страница истории войны. Воспоминания о вяземском котле


Вяземский "котел" – малоизвестная страница истории войны

В исторических трудах о Великой Отечественной войне есть немало страниц, на которых не любили останавливать свое и читательское внимание увешанные орденами авторы "воспоминаний и размышлений". Хоть и было о чем поразмыслить, да как-то вспоминать не хотелось. Причины понятны – страницы эти страшны и позорны.

Вяземский котел

Одна из таких малознакомых историй - история про Вяземский "котел". Мало кто знает, насколько страшнее она, чем, например, битва на Волге.

Из любого учебника истории, даже советского, известно, что под Сталинградом Вермахт потерял армию генерала Паулюса, состоящую из двадцати двух дивизий. Так вот, Красная Армия под Вязьмой понесла потери несколько большие. В окружение попала группировка в составе трех армий, потери составили, по самым скромным подсчетам, 380 000 человек убитыми, 600 000 военнослужащих РККА попали в плен. Количество дивизий, угодивших в Вяземский "котел" и прекративших свое существование, равно 37. Девять танковых бригад, тридцать один артиллерийский полк резерва Главного командования разгромлены полностью.

Но и это еще не все. Вяземская катастрофа имела свои последствия: уничтожение столь крупной военной группировки открыло немецким войскам прямую дорогу на Москву, которую пришлось срочно перекрывать силами ополченцев и курсантов, плохо обученных и столь же плохо вооруженных. Почти все они погибли, добавив пятизначные цифры в скорбную копилку потерь нашего народа в войне.

Бои под Вязьмой

Бои под Вязьмой начались в октябре 1941 года. О том, что немецкий генштаб планирует крупное наступление, советское командование догадывалось, однако ожидало его между 19-й и 16-й армиями, где и были сосредоточены силы, в дальнейшем попавшие в Вяземский "котел". Это было ошибкой, удары противник нанес южнее и севернее, от городов Рославля и Духовщины, обойдя оборонительные позиции советских войск Западного фронта и окружив их. В результате такого классического охватного маневра была создана высокая концентрация войск на узких участках фронта, и немцам удалось прорвать растянутую оборону советских войск.

Маршал Г.К. Жуков, командовавший Западным фронтом с 10 октября 1941 года, в своих мемуарах представлял Вяземский "котел" как не очень значительный эпизод своей героической биографии, указывая на то, что окруженная группировка долгое время сковывала вокруг себя войска противника. Это действительно было так. Потерявшие снабжение, связь и командование советские дивизии сражались до последнего. Только продолжалось это недолго, и вскоре по дорогам запылили многотысячные колонны пленных. Судьба их не просто печальна, она страшна. В лагерях погибла от голода, холода и болезней большая часть наших солдат и офицеров, а те, кто выжил, были заклеймены позором плена и в своем большинстве после войны опять попали в лагеря, на этот раз советские.

Сражение под Вязьмой

Сражение под Вязьмой произошло семьдесят два года назад, а останки многих тысяч воинов, защитивших нашу Родину, по сей день лежат в безвестных могилах, по ним ездят автомобили, ходят люди, не знающие правды. Долгое время считалось, что лучше ее забыть.

Да, Вяземский "котел" стал позором, и не единственным за войну, но не на павших героев и не на умерших в плену он ложится. Они ни в чем не виноваты и в большинстве своем честно выполнили свой воинский долг. Те, кто не хотел говорить правду о войне и запрещал это другим, знали, чей это позор.

Нам же, живущим сегодня, нужно помнить о своих дедах и прадедах, не вернувшихся с войны.

загрузка...

aikido-mariel.ru

Русская голгофа. Под Вязьмой погибла 33 армия генерала Ефремова. ПАМЯТЬ...

Вязьма. Несчастливый город для Красной армии. Именно под Вязьмой регулярно гибли большие группы советских войск в 41 - 42 годах сначала при попытке отстоять город и остановить рвавшиеся на восток части вермахта, потом при попытке освободить город. Под Вязьмой погибла 33 армия генерала Ефремова. Сегодня я расскажу о самом крупном поражении Красной армии в войне - вяземском котле, где прекратила существование войсковая группировка численностью более полумиллиона человек.

Многие из них еще остаются лежать в лесах, окружающих село Богородицкое, что севернее Вязьмы. Говорить о вяземском котле, ответственность за который лежало на высшем командовании, неправильно оценившем обстановку, советские историки и военачальники не любили.Поэтому мемориал, который вы видите на фото был построен уже при "демократическом режиме". Посвящен мемориал последним дням существования войск и попытке прорыва окружения, который состоялся 11 октября 1941 года. Немцам не удалось сдержать последнюю отчаянную атаку окруженных и несколько тысяч человек смогли вырваться из котла. Остальных ждали смерть и плен. Мемориальный комплекс включает в себя братские могилы, где поисковики хоронят найденных бойцов.До сих пор сюда свозят погибших в те времена, местные говорят огромное количество убитых лежит под Вязимским мясокомбинатом, в огородах и так далее…

Слово катастрофа - вот самое подходящее определение неудачного для красной армии сражения под Вязьмой.Маршал Конев, который руководил Западным и Резервным фронтами, и по словам Жукова "проспал фронт", вспоминает как Сталин отреагировал на известие об окружении войск:"… Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин – честный человек: вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам…».После этого связь оборвалась.Ставка верховного главнокомандующего приняла решение бросить окруженные войска и укреплять можайскую линию обороны, что было поручено Жукову. Была ли возможность спасти окруженных людей? Военные историки сходятся во мнении что шансов не было никаких.

В Вяземском котле погибли 16, 19, 20, 24, 32-й армии, группа генерала И. В. Болдина, а также часть сил и тыловых служб 30, 33 и 43-й армий. Западный и резервный фронт , а это миллионная группировка войск, прекратили свое существование. Советские войска потеряли около 6 тысяч орудий и свыше 1200 танков. Путь на Москву немцам был открыт, и только титаническими усилиями Жукова удалось не допустить ее захвата.Сейчас на Богородицком поле стоят символические гранитные памятники погибшим в той бойне соединениям.Хоть положение окруженных войск было безвыходным, они не собирались сдаваться без боя. Вырваться из немецких клещей, чтобы прорваться на восток был единственным способом выжить. На момент начала прорыва, который состоялся 11 октября 1941 года кольцо окружения занимало протяженность 15 - 20 километров с запада на восток и 20 - 25 километров с севера на юг. Закачивались продовольствие, горючее и боеприпасы. Участились налеты бомбардировщиков, авиация постоянно "утюжила" район. То, что сейчас происходит на Украине – это только конфетки, неужели так отсырела память у этих людей, чьи деды воевали на этой войне?Около 16 часов “катюши” дали первый и последний залп, после чего окруженные перешли в наступление. Части вермахта встретили наши войска плотным заградительным огнем. Около 18 часов, уже в темноте, части дивизии заняли деревню Пекарево, о самой деревне читайте завтра.

Поздно вечером наши войска вошли в деревню Спас, прорвав кольцо окружения. Глубина коридора достигала 3 километров и проходила по неглубокой реке Курьяновка, почти ручью.Приведу воспоминания генерала Лукина, который командовал окруженной группировкой:"… Ко мне стремительно вбегает командир 91-й стрелковой дивизии полковник И.А. Волков:- Товарищ генерал! Прорыв сделан, дивизии уходят, выводите штаб армий!- Немедленно доношу об этом в штаб фронта. В прорыв вводится артиллерия, подтягиваются другие соединения. И.А. Волкову я сказал, что лично выходить не буду, пока не пропущу все или хотя бы половину войск.- Идите, выводите свою дивизию, держите фланги.Он не успел догнать свое соединение. Кольцо окружения замкнулось вновь. Предполагали, что противнику удалось подвести к месту прорыва свежие силы и закрыть прорыв."Вот как описывал командир батареи тяжелых орудий на механической тяге, полковник запаса Г.Д. Фокин бой на прорыв окружения:«У места прорыва в районе села Богородицкое скопилось огромное количество наших войск. Лощина вдоль речушки Бебря была забита обозами, артиллерией, машинами, минометами. Справа и слева в лесу на высотах, а также впереди был враг. Минометами, пулеметами, артиллерией фашисты расстреливали наши войска. Из-за огромной скученности наших войсковых частей от каждого снаряда противника гибли десятки людей.17 фашистских танков в развернутом по фронту строе вышли на наши войска и стали давить их гусеницами. Среди огромной плотно набившейся в лощину массы людей поднялась было паника. Моряки-артиллеристы открыли по вражеским танкам огонь. Стрельбой в упор нам удалось уничтожить 4 больших танка, 2 танка повредить. Остальные повернули назад и бежали с поля боя. В этом же бою, огнем морских пушек в дуэльной перестрелке была уничтожена одна 105-мм четырехорудийная батарея врага, одна батарея крупных минометов, подавлен и уничтожен ряд огневых точек и много живой силы противника, который препятствовал прорыву»

Сейчас на месте прорыва окружения Русская православная церковь возводит женский монастырь.Леса вокруг Богородицкого поля изрыты окопами, как нашими, так и немецкими. В лесу валяются немецкие гильзы от 105 мм орудий. Поскольку гильзы делали из стали, большинство уже почти полностью сгнили. Откуда то отсюда засевшие в лесах части вермахта косили пытавшиеся прорваться из окружения части.К сожалению, несмотря на накал борьбы, из кольца окружения удалось вырваться жалкой горстке солдат. После закрытия частями вермахта прорыва началась агония окруженных. Вот как вспоминает об этом командующий окруженными армиями генерал Лукин:Тот, кто был в окружении и оказывался в таком же положении, как и я, поймет мое душевное состояние. Нет, моральные силы не были надломлены, сила воли не поколеблена, но я понимал всю тяжесть положения и ничего сделать не мог. Вновь собрал командиров и комиссаров. Они, очевидно, ждали от меня чуда. Ну, а чудес, как известно, не бывает. К горлу подступал комок... Какие слова найти? Чем помочь им? Потом, взяв себя в руки, сказал: Товарищи, положение не безвыходное. Противник сосредоточил все свои силы на восточном направлении и видит, что мы рвемся только на узком участке. Если же мы будем прорываться южнее Вязьмы, в направлении 20-й армии, то обязательно прорвемся. Приказываю выходить отдельными группами.

Потери Красной армии в Вяземском сражении были огромны. Только в плен по разным оценкам было взято от 600 до 700 тысяч солдат и офицеров. Практически все они погибли в немецких концентрационных лагерях и лагерях военнопленных. Один из них располагался на территории города Вязьма, там сейчас находится мясокомбинат. Приведу воспоминания Бориса Рунина, который попал в плен:Многие бойцы кончили свою жизнь в немецком плену. Задачей немцев было уничтожение живой силы СССР в общем и военнопленных в частности. Создавались невыносимые условия для существования пленных. По дороге в лагерь их ничем не кормили. Они питались попадавшимися по дороге капустными листьями, корнями, ржаными колосьями с неубранных придорожных полей. Воду пили из дорожных луж. Останавливаться у колодцев или просить напиться у крестьян строго воспрещалось. Так, в течение пяти дней — с 9 по 13 октября 1941 года — гнали колонну пленных в Дорогобужский лагерь. Колонну сопровождала машина, на которой были установлены четыре спаренных пулемёта. По пути в одной из деревень под печкой сгоревшего дома пленные увидели полуобгоревшую картошку. Около 200 человек бросились за ней. Из четырёх пулемётов был открыт огонь прямо в толпу. Несколько десятков пленных погибло. По пути пленные бросались на поля с не выкопанной картошкой, тотчас же открывался огонь из пулемётов.…Раненые жестоко страдали от жажды. Удавалось доставать, и то с большим трудом, по одной-две столовые ложки воды в сутки только для тяжелораненых. Запёкшиеся губы трескались, от жажды распухали языки. Медицинского обслуживания нет, медикаменты и перевязочный материал отсутствуют.

На палату со 160 ранеными дают два бинта в день. Перевязки не делаются по месяцу. Когда снимают повязку, раны оказываются наполненными червями, которые выбираются пригоршнями. Отмороженные конечности представляли собой чёрные обрубки, мясо и кости отваливались чёрными кусками. У многих конечности отмораживались тут же в палатах. Йода для оперируемых нет, его заменяют глизолом. Раненые гнили заживо и умирали в страшных мучениях. Многие умоляли, чтобы их пристрелили и тем избавили от страданий. Запах гниющего мяса, трупный смрад неубранных мертвецов наполняют палаты. Смертность в лагере от голода, холода, болезней и расстрелов достигала 3–4 процентов в день. Это значит, что за месяц весь состав пленных вымирал. За два с половиной осенних месяца — октябрь, ноябрь и часть декабря — вместе с гражданскими пленными, составлявшими большинство, в лагере умерло 8500 человек, то есть больше 100 человек в среднем в день. В зимние месяцы ежедневно умирало от 400 до 600 человек. Ежедневно 30–40 длинных дрог грузилось трупами умерших и замёрзших. В штабелях трупов, складывавшихся, как дрова, возле бараков, были и живые. Часто в этих штабелях двигались руки, ноги, открывались глаза, шептали губы: «Я ещё жив». Умиравших хоронили вместе с мёртвыми…

На последок еще несколько воспоминаний:Виктор Розов, боец орудийного расчёта. Впоследствии известный драматург, сценарист: «Вечно живые», «Летят журавли» и др.: — …Вооружение — допотопные ружья прошлого века, пушки прошлого века 76-мм, все на конной тяге. Мы, можно сказать, голые, а они — из железа. На нас двинулось железо. Как нас обстреливали — мотоциклы, танки! А у нас 76-мм пушка… Красноармеец Софин, пулемётчик. После войны работал ведущим конструктором по горному оборудованию: — Из деревни вышли танки… Кажется, здесь мы испытали настоящий страх, ведь бороться с танками нам практически было нечем, если не считать, конечно, бутылок с горючей жидкостью. В отличие от КС (самовозгорающейся смеси, появившейся позже) они зажигались с помощью двух в палец толщиной спичек, прижатых к бутылке резиновыми кольцами. Перед броском нужно было провести спичками по серной тёрке, а потом швырнуть бутылку в танк. Однако, на наше счастье, танки неожиданно встали, не сумев преодолеть разделявшую нас небольшую, но с обрывистыми берегами речушку.

Нужно вспоминать об этом чаще, а не только накануне памятных дат. Наши "тревоги" и нервы на работе, в быту - ничто по сравнению с ужасом, обрушившимся тогда на людей."Богородицкое поле. Тишина. Нет огней здесь, только светится луна. И ни в чем не виноваты, спят советские солдаты, у которых жизнь была всего одна. Богородицкое поле не одно. Впереди к Москве лежит Бородино. И стоят стеною грозной и в жару, и в стынь морозов те, что с памятью моею заодно..."

3d-shka.livejournal.com

Пропал в «Вяземском котле». Муромлянка ищет деда, погибшего во время ВОВ | Люди | ОБЩЕСТВО

Почти в каждой семье есть участники войны или те, кто ковал победу в тылу и знает все тяготы того времени. 

То, что мы помним и чтим своих героев, ещё раз доказала  акция «Бессмертный полк», когда миллионы солдат войны на портретах вместе со своими потомками встали единым строем.

В одном из майских номеров нашим гостем был муромлянин Павел Костицын, который занимается поиском пропавших без вести и восстановлением подробностей боевого пути погибших советских солдат и офицеров. Его труды дают реальные плоды. Сегодняшний наш гость  - Елена ИГОНИНА, внучка пропавшего без вести солдата во­йны. Она  включилась в поиски своего деда и недавно впервые побывала на месте его гибели.

Письма не получили

Людмила Кузнецова, vlad.aif.ru: - Елена Борисовна, расскажите, кого вы ищете?

Елена Игонина: - Мой дед Михаил Иванович Игонин погиб в первый год войны. Сгинул в «Вяземском котле», в боях под Вязьмой. Точнее - пропал без вести. Извещение пришло моей бабушке в декабре 1941 года. С тех пор мы больше ничего не знали о нашем родственнике. И уже не надеялись получить хоть какие-то сведения, ведь прошло 75 лет. 

Но даже за такое время наша память не поросла быльём, мы всегда помнили о дедушке, и когда в клубе местного предприятия «Муром» начала свою деятельность поисковая группа по розыску без вести пропавших,  я отдала туда документы, которые у нас были. Хотя сведений о нашем родственнике было немного. Моему папе было всего несколько месяцев, когда началась война и его отца, моего деда, забрали на фронт. Бабушка и близкие не успели получить от новобранца ни одного письма. А спустя ещё несколько месяцев пришло извещение, что он пропал без вести. В ту пору подтекст у такой формулировки был не очень героический, но наша семья была уверена, что Михаил Иванович честно прошёл свой боевой путь.

По разным данным, в «Вяземском котле» погибло от 400 тыс. до 700 тыс. человек. По разным данным, в «Вяземском котле» погибло от 400 тыс. до 700 тыс. человек. Фото: Из личного архива Елены Игониной

Я не надеялась на результат - что можно найти нового о человеке, погибшем 75 лет назад? Единственное, что мы знали точно, что дед пропал без вести в боях под Вязьмой.  Когда нас пригласили в клуб  на вечер памяти, мы совсем не ожидали, что получим новые сведения  о нашем родственнике. Тогда получили архивные сведения о том, как называлось воинское подразделение, куда был мобилизован Михаил, и в каких боях оно участвовало.  

Ещё большей радостью и неожиданностью стало приглашение от региональной общественной организации содействия сохранению памяти воинов дивизии Народного Ополчения Сталинского района в поездку на мемориал Богородицкое поле Вяземского района Смоленской области. Как раз на то место, где, предположительно, и погиб мой дед. Впервые у меня появилась возможность увидеть своими глазами эту местность, прикоснуться к истории, узнать новое о тех сражениях. Мы знаем, сколько сил было потрачено на оборону Москвы, её защищали не только войсковые подразделения, но и ополченцы - те, кто взял в руки оружие буквально от станка. На открытие выставки  Народного ополчения меня и пригласила московская организация, занимающаяся поисковой работой.

Ополченцы шли пешком…

Л.К.: - Вы, наверное, рассчитывали получить ещё более подробные сведения о родственнике? А может быть, обрести  и какие-то реликвии?

Е.И.: - Конечно, втайне я ждала, что нашли какие-то новые сведения, ведь нам интересно было всё, каждый его шаг, каждое слово. Знаю, что на войне тогда были именные медальоны. Я себе представляла, что вдруг нашлась какая-то вещь, принадлежавшая дедушке. Но, скажу сразу, ничего нового о боевом пути моего деда я не получила. Да это и невозможно, хотя раскопки на местах сражений ведут уже давно и не прекращают до сих пор. Уже потом я поняла, что в масштабе таких сражений найти что-то сложнее, чем иголку в стоге сена. Зато всё уведенное и прочувствованное в этой поездке стало не меньше, а во много раз больше, значимее и дороже.

Нас собрали в знаковом месте - у панорамы Бородинского поля, где за 100 с лишним лет до Великой Отечественной войны тоже шли сражения за столицу. На автобусе мы поехали в Смоленскую область, на Богородицкое поле, где в первые месяцы войны дислоцировалась Дивизия народного ополчения (ДНО). На автобусе мы ехали несколько часов, а некоторым ополченцам, как я потом узнала, пришлось преодолеть этот путь пешком.

Я знала, что осенью 1941 здесь шли кровопролитные бои, слышала выражение «Вя­зем­ский котел», но не представляла масштабов происходившего. По разным данным, здесь погибло от 400 тыс. до 700 тыс. человек. Здесь было окружено более 37 дивизий. По данным немецкой стороны, только в плен попали около 600 тыс. советских солдат и офицеров, из окружения прорвались 85 тыс. человек. Под Вязьмой погибли 9 из 12 дивизий московского ополчения. Судьба многих солдат неизвестна. Прочитала воспоминания одной из жительниц близлежащих сёл, которых после окончания боёв выгнали на поле, чтобы хоронить тела. По её словам, погибшие лежали в 7 слоев. Такое даже представить трудно. Организовывал оборону Смоленска, задержавшую наступление немецких во­йск, затем командовал окружёнными войсками под Вязьмой генерал-лейтенант М.Ф.Лукин. 14 октября 1941 г. он попал в плен в тяжёлом состоянии, с ампутированной ногой, но не стал сотрудничать с фашистами и власовцами. Освобождён в 1945 г., и после проверки НКВД ему  возвратили звания и награды.

Слышны голоса

Л.К.: - Что представляет собой Богородицкое поле сегодня?

Е.И.: - Это огромная территория с рядами камней с именами частей, сражавшихся в этом месте, и стелой в центре поля. А вокруг - тишина на многие километры. Здесь как-то по-особенному чувствуется то время. Мне даже показалось, что в шуме ветра едва уловимо слышны лязг гусениц, грохот орудий и множество человеческих голосов. В той «мясорубке» порой трудно было разобрать - где свои, где фашисты. 

«Вяземский котёл» называют самой трагичной страницей истории войны. К концу сентября 1941 года на западном направлении происходили решающие события. Немецкое командование сосредоточило здесь основные усилия, рассчитывая направить  удар на Москву и  овладеть ею. Наступательная операция на московском направлении получила условное наименование «Тайфун». Замыслом действий предусматривалось силами группы армий «Центр» нанести удары по трём направлениям и расчленить фронт обороны советских войск. В итоге во­йска Вермахта прорвали фронт обороны Красной Армии, облегчив дальнейшее наступление на Москву. 

Советские воины и  до­бро­воль­цы-ополченцы, попавшие в плен в ходе операции, содержались в немецком пересыльном лагере. Смертность в лагере доходила до 300 человек в день. На территории лагеря находилось 40 рвов размером 4х100 метров, по площади равных примерно четырём футбольным полям, в которых захоронено, по разным данным, от 70 до 80 тысяч человек. 

В музеях, на выставке, на самом Богородицком поле я увидела, насколько тяжёлыми и кровопролитными были бои. Одной каплей крови в общем многомиллионном «потоке» стала жизнь моего деда.

Своими глазами

Л.К.: - Что вам показали на этом мемориале?

Елена Борисовна Игонина. Родилась в 1965 году в Муроме, работает старшим бухгалтером в ЗАО «Муром». Много лет пыталась найти сведения о пропавшем без вести родственнике и только спустя много лет побывала на месте его предполагаемой гибели.

Е.И.: - Мы возложили цветы к стеле в память о воинах 2-й дивизии, побывали у Холм-Жирковского памятника 13-й ДНО, которая была «соседом справа». Посетили Парк 70-летия Победы, заложенный родственниками погибших и пропавших без вести воинов. В этом парке потомки ополченцев высадили именные деревья в их честь. 6 мая в районе бывшей деревни Бухоново Вяземского района состоялось открытие памятного знака на месте гибели 1284 стрелкового полка 2 ДНО Москвы. А 9 октября планируется заложить Парк Памяти в честь воинов 2-й дивизии и тоже посадить именные деревья.

Мне удалось увидеть и прочувствовать весь масштаб и размах тех сражений, и сама Великая Отечественная война представилась мне уже совсем в ином, более ярком свете. Сейчас раздаются голоса, умаляющие  роль нашей армии в победе над фашистской Германией. Я считаю, что им стоит побывать на Богородицком поле, чтобы увидеть всё своими глазами.

Благодарю коллектив клуба «Муром» за предоставленную возможность пройти дорогами боевого пути моего деда, узнать много нового о тех  боях. Теперь все полученные сведения станут нашей семейной реликвией.

 

www.vlad.aif.ru

Поражение в Вяземском котле - История. События и люди. - История. События и люди. - Каталог статей

 «Тайфун» направлен на Москву

Б. Соколов, с явным усердием ищущий негатив в деятельности советского командования, представил в своих работах Жукова лебезящим перед Сталиным. Он винил генерала армии в том, что тот предвидел удар немцев на Киев, но «тем не менее добился от Сталина согласия на проведение силами своего фронта наступления против Ельнинского плацдарма немцев, вместо того чтобы выделить несколько дивизий соседям с юга. В создавшихся условиях германское командование за Ельню держаться не стало, предпочтя окружить советские армии в районе Киева. А две недели спустя и без Ельни немцы смогли разгромить наши армии на Западе. Жуков в это время благополучно отсиживался на второстепенном Ленинградском фронте и вины за поражение не понес».

Факты опровергают эти надуманные обвинения. Сталин действительно вначале высказался против Ельнинской операции и согласился провести ее лишь по настоянию Жукова. «Задача в июле—августе 1941 года, — поясняет генерал армии М. Гареев, — состояла в том, чтобы не только перебросить на юг наши дополнительные силы, но и сковать силы противника на западном направлении и не дать ему возможности перебрасывать новые силы на юг».

Германское командование прилагало немало усилий, чтобы удержать Ельню. Гальдер писал 4 августа: «Можно рассчитывать, что удача наступления на Рославль облегчит положение у Ельни. Не сдавать Ельню ни в коем случае… На переговорах с фюрером было отмечено, что Ельня должна быть удержана». 14 августа он предостерег генерала Грейфенберга «в отношении сдачи Ельни». Но немцы терпели там поражение, и 2 сентября Гальдер отметил: «В результате обсуждения был сделан вывод о том, что следует отказаться от удержания дуги фронта у Ельни и приостановить на время дальнейшее продвижение на северном фланге группы армий».

Генерал-лейтенант А. Сапожников писал в «Записках артиллериста» (2000): «Вспоминая прошедшие четыре года войны, могу сказать, что ни под Сталинградом, ни в Донбассе, ни в Крыму, ни под Шауляем я не видел столько убитых немцев, как под Ельней в августе—сентябре 1941 года». Ельнинская операция, «как первая успешная наступательная операция, имела не только большое оперативно-стратегическое, но и морально-политическое значение. Родилась советская гвардия».

Осенью 1941 года фашистская армия по-прежнему владела стратегической инициативой, превосходя советские войска в силах и средствах. На северо-западе немцы прорвались к южному подступу Ленинграда, затем блокировали его. Большая неудача постигла наши войска в районе Киева, стала реальной угроза Харьковскому промышленному району и Донбассу.

Немецкий генерал Г. Блюментрит передал мнение фельдмаршала фон Клюге о направлении главного удара германских войск в 1941 году: «Москва — голова и сердце советской системы. Она не только столица, но и важный центр по производству различных видов оружия. Кроме того, Москва — важнейший узел железных дорог, которые расходятся во всех направлениях, в том числе и на Сибирь. Русские вынуждены будут бросить на защиту столицы крупные силы. …Если мы захватим Москву до наступления холодов, можно будет считать, что мы для одного года достигли очень многого. Затем нужно будет подумать и о планах на 1942 г.»

Директива № 35 верховного командования вермахта, подписанная Гитлером 6 сентября 1941 года, ставила задачу разгромить советские войска «до наступления зимы». 26 сентября был издан приказ о наступлении. Штаб верховного командования вермахта в своих планах исходил из того, что операция «Тайфун», а с нею и вся кампания завершится до середины ноября. Подготовив эту операцию по захвату Москвы, Гитлер в своем приказе провозгласил: «Создана, наконец, предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага. Сегодня начинается последнее, большое, решающее сражение этого года».

Немецкое командование стянуло на московское направление свои огромные, причём лучшие силы. Группа армий «Центр» была пополнена 4-й танковой группой, скрытно переброшенной из-под Ленинграда, двумя танковыми, двумя моторизованными дивизиями и другими соединениями. Сюда же были возвращены с юга 2-я армия и 2-я танковая группа, а также прибыло большое количество маршевого пополнения, боевой техники и 8-й авиационный корпус. Против трех наших фронтов — Западного, Резервного и Брянского — враг сосредоточил 74,5 дивизии.

Личный состав группы армий «Центр» в начале октября составлял 1929406 человек. В наступление было брошено 1700 танков и штурмовых орудий, 11000 орудий и минометов, 1320 самолетов. Общая численность личного состава войск Западного, Брянского и Резервного фронтов составляла 1250000 человек. Войска Западного фронта насчитывали 475 танков. Военно-воздушные силы Красной Армии на московском направлении не уступали противнику и насчитывали 1368 самолетов. Немцы существенно превосходили в подвижности войск, у них было значительно больше автомашин, что имело немаловажное значение для хода боевых действий.

10 сентября Ставка потребовала от Западного фронта «прочно закопаться в землю и за счёт второстепенных направлений и прочной обороны вывести в резерв шесть-семь дивизий, чтобы создать мощную манёвренную группу для наступления в будущем». Генерал-полковник И. Конев, назначенный 12 сентября командующим войсками Западного фронта, выделил в резерв фронта 3 стрелковые дивизии, 2 танковые, 1 мотострелковую дивизию. A. Василевский 18 сентября 1941 года предупредил командование Западного и Резервного фронтов о возможном наступлении немцев: «Противник продолжает сосредотачивать свои войска главным образом на ярцевском и ельнинском направлениях, видимо, готовясь к переходу в наступление. Начальник Генерального штаба считает, что созданные вами резервы — малочисленны и не смогут ликвидировать серьёзного наступления противника».

В директиве Ставки ВГК от 27 сентября 1941 года войскам Западного фронта предписывалось: «Мобилизовать все сапёрные силы фронта, армий и дивизий с целью закопаться в землю и устроить на всем фронте окопы полного профиля в несколько линий с ходами сообщения, проволочными заграждениями и противотанковыми препятствиями». Однако времени для выполнения этой важной и трудоемкой задачи оказалось слишком мало.

Гитлеровское военное руководство планировало прорвать оборону советских войск ударами трех мощных танковых группировок из районов Духовщины, Рославля и Шостки, окружить под Вязьмой и Брянском основные силы Западного, Резервного и Брянского фронтов. После этого оно намеревалось без всякого промедления пехотными соединениями наступать на Москву с запада, а танковыми и моторизованными частями нанести удар в обход города с севера и юга.

Клинья «Тайфуна»

30 сентября—2 октября гитлеровцы начали операцию «Тайфун» по захвату Москвы, нанесли сильнейшие удары по советским войскам, прикрывавшим московское направление. Немецкое командование верно определило наиболее уязвимые места наших армий. Главные удары враг нанес там, где была недостаточна сосредоточенность советских войск. Создав таким образом подавляющее превосходство в силах, немцы быстро прорвали нашу оборону. 2 октября 1941 года 3-я танковая группа из района Духовщины повела наступление севернее шоссе Ярцево—Вязьма, в стык 19-й и 30-й армий. В этот стык противник вбивал клин танками и мотопехотой. В результате образовался глубокий разрыв между этими армиями до 30—40 километров. Сюда лавиной двинулись гитлеровские подвижные войска.

Второй сильнейший удар группа армий «Центр» наносила силами 4-й полевой армии с приданной ей 4-й танковой группой по нашим 24-й и 43-й армиям восточнее Рославля. На стыке 43-й и 50-й армий они нанесли удар, используя сконцентрированную ударную группировку из 10 пехотных, 5 танковых и 2 моторизованных дивизий. Имея превосходство в живой силе в 1,4 раза, в артиллерии — в 1,8 раза, в танках — в 1,7 раза, немецкие войска пробили зияющие бреши в советской обороне.

Для флангового контрудара по наступающей группировке противника была создана фронтовая группа генерал-лейтенанта И. Болдина. Однако в результате танкового боя в районе южнее Холм-Жирковского советские войска потерпели поражение. К 5 октября немцы продвинулись на 120 километров. 7 октября немецкая 7-я танковая дивизия 3-й танковой группы и 10-я танковая дивизия 4-й танковой группы замкнули кольцо окружения войск Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы. В окружение попали четыре наши армии и группа Болдина, 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК и управления 19-й, 20-й, 24-й и 32-й армий (управление 16-й армии, передав войска 19-й армии, успело выйти из окружения). На линию Осташков — Сычевка были отброшены 22-я, 29-я и 31-я армии. Вяземский рубеж вместе с находившимися на нем нашими армиями оказался внутри обширного «котла».

В кольцо попала и 19-я армия, которой после Конева, возглавившего 12 сентября Западный фронт, командовал Лукин, передавший 16-ю армию Рокоссовскому. Лукин писал о боях 19-й армии: «До главной линии обороны враг не был допущен… Борьба в полосе армии продолжалась 2—3 октября. Противник местами вклинился в наше расположение, но основная позиция по реке Воль оставалась за нами… 4 октября мы получили приказ командующего фронтом, в котором он поощрял действия 19-й армии и призывал других равняться на нас… Только 5 октября было приказано отвести войска. К исходу этого дня 19-я армия получила приказ отойти на рубеж реки Днепр… В ночь на 6 октября армия начала отход, прикрываясь арьергардами».

4 октября командующий Западным фронтом Конев доложил Сталину «об угрозе выхода крупной группировки противника в тыл войскам». 8 октября он приказал окруженным войскам пробиваться в район Гжатска. 10 октября командовать Западным фронтом стал Жуков. По его словам, 10 и 12 октября командармам окруженных войск были переданы радиотелеграммы, в них «ставилась задача на прорыв, общее руководство которым поручалось командующему 19-й армией М.Ф. Лукину».

Впоследствии Лукин признал: «Надо сказать откровенно, что большое доверие не только меня не обрадовало, но и очень огорчило. Я знал, что… войска понесли значительные потери как в людях, так и в материальной части, снаряды, горючее, продовольствие были на исходе, все медицинские учреждения переполнены ранеными, медикаментов и перевязочных материалов оставалось очень мало… Враг всё более сжимал кольцо окружения. Мы не имели возможности никак сманеврировать. Тогда я решил наступать тремя колоннами, но ни одна из них прорваться не смогла».

Неоднократные попытки разорвать вражеское кольцо не удались. Однако эти попытки создали немцам трудные проблемы, сковали предназначенные для преследования наших войск их моторизированные соединения. 10 октября Лукину передали перехваченную радиограмму, направленную командиру 7-й немецкой танковой дивизии генералу Функу. «Почему вы топчетесь? Идите на Москву», — говорилось в ней. Отвечая на это требование, Функ сообщил: «Командующий 19-й армией русских также рвется к Москве — я едва сдерживаюсь. Я пустил своих гренадеров, использую последних, нет сил держать».

Мухин в сомнительной по оценкам ряда событий и советских полководцев книге «Если бы не генералы!», помещенной в 2007 году в Интернете, не сумел верно оценить сложившуюся обстановку. Он безосновательно пишет: «Лукин немедленно прекращает управление войсками, дезорганизует их». Из-за потери управления эффективно руководить действиями окруженных армий Лукину было очень трудно, если вообще возможно. С командующим 62-й армии, 220-й 18-й стрелковых дивизий не было связи.

Мухин недоумевает: «Зачем Лукин самое подвижное соединение своей армии назначил в арьергард, то есть поставил кавалерийской дивизии задачу, которую всегда ставили только пехоте (как наиболее устойчивому в обороне роду войск)?» Лукин приказал 45-й кавалерийской дивизии находиться в резерве армии потому, что её можно было быстро перебросить туда, где возникала опасная обстановка. Пехота такой мобильностью не обладала. Тогда она обычно прокладывала путь кавалерии. Бросать кавалерию в атаку на укрепленные позиции разумно далеко не всегда.

Бывший командир 45-й кавалерийской дивизии А. Стученко в книге «Завидная наша судьба» (1964) пишет о неудачных попытках дивизии прорваться в тыл врага: «Для этого пехота должна была сделать для неё «дырку». Так, в августе 1941 года «стрелковые дивизии нас «протолкнуть» не могли, а сами мы прорвать оборону противника не имели возможности».

Генерал-майор А. Стученко в начале октября был рядом с командармом. Он писал в своей книге, что 9 октября просил М. Лукина разрешить силами 45-й дивизии «атаковать противника и этим пробить путь для всей армии». Но тот не согласился: «Твоя дивизия — последняя наша надежда. Без неё мы погибли. Я знаю, ты прорвешься, но мы не успеем пройти за тобой — немцы снова замкнут кольцо». При поисках доказательств виновности советских «генералов-предателей» Мухин делал упор на то, что они делали всё, чтобы с ними оставалось как можно меньше наших воинов. Но как связать этот его мотив с тем, что Лукин не отпускал от себя наиболее боеспособную дивизию?

На свой риск Стученко 10 октября решил бросить свою дивизию в атаку, но Лукин приказал остановить её. Стученко «не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет». Потом он клял себя, что выполнил приказ командарма: «Не останови он дивизию, таких страшных потерь мы не понесли бы и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо». Кстати, позже А. Стученко командовал 29-й гвардейской стрелковой дивизией, сыгравшей решающую роль в освобождении Ельни 30 августа 1943 года. В ней тогда воевал и автор этой работы.

В отмеченной выше ситуации Лукин, возможно, ошибся, но он думал не о том, как сдаться в плен, а как найти такое слабое место в немецком окружении, чтобы все, кто были в его подчинении, могли бы вырваться из него. Но такого места не нашли.

Лукина впоследствии упрекали за то, что он не отступил «своевременно». Он объяснил: «Неоднократно до 11 октября нами предпринимались попытки прорваться, но успеха они не имели… Не отступал я потому, что чувствовал поддержку и поощрение фронта (связь с командующим держалась непрерывная), меня ставили в пример, да и необходимости отступать не возникало, тем более что не было приказа. Это с одной стороны, а с другой — отступать мы уже не могли. Если войска покинули бы позиции и без боев двинулись походным порядком, то моторизованные части фашистов нагнали бы их, расчленили и разбили… Я указал дивизиям фронт прорыва шириной примерно 6—7 км. Место для выхода из окружения выбрали болотистое, на котором танки не могли бы маневрировать (7-я танковая дивизия врага располагалась непосредственно перед армией)… Началась артиллерийская подготовка, дали залп «катюши», дивизия пошла в атаку и прорвала кольцо окружения. Ко мне стремительно вбегает командир 91-й стрелковой дивизии полковник И.А. Волков: «Товарищ генерал! Прорыв сделан, дивизии уходят, выводите штаб армии!» Немедленно доношу об этом в штаб фронта. В прорыв вводится артиллерия, подтягиваются другие соединения. И.А. Волкову сказал, что лично выходить не буду, пока не пропущу все или хотя бы половину войск. Вскоре кольцо окружения замкнулось вновь».

После этой неудачи М. Лукин 12 октября сказал своим командирам и комиссарам: «Товарищи, положение не безвыходное… Если же мы будем прорываться южнее Вязьмы, в направлении 20-й армии, то обязательно прорвемся». Он приказал «сжечь автомашины, взорвать материальную часть артиллерии и оставшиеся неизрасходованными снаряды, уничтожить материальные запасы и каждой дивизии выходить из окружения самостоятельно… 13 октября войска армии начали разделяться на отдельные группы для самостоятельного выхода… Выходили группами. Со мной было около тысячи человек из штаба армии и из разных частей, вооруженных только винтовками, автоматами и пистолетами. Многие прорвались и вышли в полосу 20-й армии юго-западнее Вязьмы».

Конев писал: «Борьба в окружении — это поистине героическая страница в действиях войск генерала Лукина, который объединил окруженную в Вяземском котле группировку. Об этом ещё нужно и должно сказать в исторических исследованиях и в художественной литературе. Надо воздать должное и самому генералу Лукину: он дрался до последнего».

Во время перестрелки с врагом Лукин был ранен в уже поврежденную до этого во время Ратчинской переправы ногу осколком мины. Идти он не мог, его несли товарищи. Во время нового нападения немцев 14 октября 1941 года он «получил еще две раны — снова в ногу и в руку… — и потерял сознание. Очнулся уже в немецком госпитале. Ему ампутировали ногу». В плену он достойно держал себя в тяжелых условиях.

Мухин в книге «Если бы не генералы!» пишет, что советские генералы, не в пример немецким, были далеки от солдат, свою жизнь своекорыстно ставили выше судьбы тысяч наших людей. Какая категоричность! Генерал Болдин во время первого окружения на Смоленщине, взвалив на плечи, вытащил своего раненого адъютанта из боя. Адъютант рассказал: «Он меня подобрал и метров двести нес на себе под огнём. Переправу занял противник. Генерал сам разведал брод и на себе вместе с другими перетащил по грудь в воде 50 машин… 11 августа в семь утра пошли на прорыв в 30—40 километрах северо-западнее Смоленска. Он вел людей сам, шел в атаку впереди».На можайском направлении

В ночь на 5 октября ГКО принял решение о защите Москвы. В крайне опасных условиях он избрал главным рубежом сопротивления Можайскую линию обороны. Для занятия этой линии 6 и 7 октября были срочно брошены две стрелковые бригады, военные училища и другие отдельные части. К 10—12 октября оборону на этом рубеже занимали три стрелковые дивизии, три запасных полка, кавалерийский полк и два училища. Жуков считал самым опасным моментом под Москвой период с 6 по 15 октября: «7 октября пути на Москву, по существу, были открыты. И закрыть их тогда было нечем. То, что располагалось на линии Волоколамск—Можайск—Малоярославец—Калуга, не могло остановить крупных сил противника».

На можайском направлении линия обороны проходила через знаменитое Бородинское поле. Командный пункт прибывшей с Дальнего Востока 32-й стрелковой дивизии, участвовавшей в боях с японцами в 1938 году в районе озера Хасан, находился там, где в сентябре 1812 года был командный пункт русского полководца М. Кутузова. Командир дивизии полковник В. Полосухин сказал: «Священное место. На таком поле нельзя плохо драться с врагом». Подойдя сюда, 2-я моторизованная дивизия СС и 10-я танковая дивизия 12 октября столкнулись с 32-й стрелковой дивизией. В течение следующего дня немцы, ведя разведывательные бои, искали слабые места в её обороне.

Начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Г. Блюментрит в своих воспоминаниях рассказал о четырех батальонах французских добровольцев: «У Бородина фельдмаршал фон Клюге обратился к ним с речью, напомнив о том, как во времена Наполеона французы и немцы сражались здесь бок о бок против общего врага — России. На следующий день французы смело пошли в бой, но, к несчастью, не выдержали ни мощной атаки противника, ни сильного мороза и метели. Французский легион был разгромлен, понеся большие потери от огня противника. Через несколько дней он был отведен в тыл и отправлен на Запад».

14 октября немцы повели наступление на Бородино, они прорвали оборону 32-й дивизии, вклинились в её расположение. «Наступил катастрофический момент дивизии, — вспоминал Г. Жуков, — она могла быть не только окружена, а и разбита частями. Однако командование дивизии в лице командира дивизии Полосухина и комиссара дивизии Мартынова сумели вводом в бой своих резервов восстановить положение». С 15 октября шли упорные бои у Можайска. 19 октября в него вошли немцы.

32-я стрелковая дивизия (позже она стала 29-й гвардейской стрелковой дивизией) заняла оборону за рекой Москва. К концу октября 1941 года немецкие войска прорвали Можайскую линию обороны. Бои на ней продолжались 7—12 дней. Это время советское командование энергично использовало для переброски новых войск для обороны столицы.

Советские соединения, попавшие в окружение, настойчиво стремясь вырваться из него, сражались с предельной стойкостью, задержали 28 немецких дивизий и выиграли драгоценное время для организации нашей новой обороны на Можайском рубеже. К. Симонов писал в романе «Живые и мертвые»: «Кольцо вокруг Вязьмы… всё ещё сжималось и сжималось и никак не могло сжаться до конца; наши окруженные войска погибали там в последних, отчаянных боях с немецкими танковыми и пехотными корпусами. Но именно этих самых задержавшихся под Вязьмой корпусов через несколько дней не хватило Гитлеру под Москвой. Трагическое по масштабам октябрьское окружение на Западном и Брянском фронтах было в то же время беспрерывной цепью поразительных по своему упорству оборон, которые, словно песок, то крупинками, то горами сыпавшийся под колеса, так и не дали немецкому бронированному катку с ходу докатиться до Москвы».

Этот вывод писателя подтверждает журнал боевых действий группы фон Бока, в котором зафиксировано:

«9/Х — попытки вырваться из котла; 12 — танковая контратака в районе Усожа, Мценска;

13/Х — усиление сопротивления продвижению 4-й армии;

15/Х — танковые атаки в полосе 4-й армии;

16/Х — усиление контратак против 4-й армии;

17/Х — упорное сопротивление в укрепленном районе так называемой Московской позиции. По донесениям командиров здесь идут бои, превосходящие по своему ожесточению всё, что до сих пор пришлось перенести войскам…

19/Х — общее усиление «русского сопротивления»;

20/Х — бои 56-го танкового корпуса с выходящими из окружения частями 50-й армии…»

«С удивлением и разочарованием, — писал Блюментрит, — мы обнаружили в конце октября—начале ноября, что разгромленные русские, очевидно, совершенно не осознают, что как военная сила они почти перестали существовать».

Жуков высоко ценил значение боев под Вязьмой для обороны Москвы: «Мы выиграли драгоценное время для организации обороны на Можайской линии. Пролитая кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной группировки, оказались не напрасными. Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, ждёт еще должной оценки».

Кое-кто утверждал, что о «самой величайшей трагедии за всю Великую Отечественную войну», которая произошла в районе Вязьмы, «умалчивалось, потому что она была следствием громадных ошибок Сталина и будущего маршала Жукова». Но об этом разгроме наших войск не раз писали в исторических работах и воспоминаниях военачальников. О просчетах Сталина говорилось более чем достаточно, ему даже приписывали такое, чего не было или за что он не нёс ответственности. 55-летие битвы под Москвой «Комсомольская правда» отметила статьей «Как Сталин готовился сдать Москву немцам». Нет причин обвинять и Жукова за поражение под Вязьмой. До 6 октября 1941 года он командовал войсками Ленинградского фронта, когда же на Западном фронте сложилась очень тяжелая обстановка, Сталин поручил ему руководить обороной столицы.

Значение Вяземской операции

19 октября 1941 года командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок в приказе своим войскам, не скрывая торжества, писал: «Сражение за Вязьму и Брянск привело к обвалу эшелонированного в глубину русского фронта. Восемь русских армий в составе 73 стрелковых и кавалерийских дивизий, 13 танковых дивизий и бригад и сильная армейская артиллерия были уничтожены в тяжёлой борьбе с далеко численно превосходящим противником. Общие трофеи составили: 673098 пленных, 1277 танков, 4378 артиллерийских орудий, 1009 зенитных и противотанковых пушек, 87 самолётов и огромные количества военных запасов».

Почему Красная Армия потерпела столь жестокое поражение? А. Исаев посчитал, что у неё не было возможности избежать катастрофы: «Вермахт летом 1941 г. обладал «чудо-оружием». Это были крупные самостоятельные механизированные соединения — моторизованные армейские корпуса. Если в приграничном сражении июня 1941 года РККА могла противопоставить менее эффективные, но хотя бы способные как-то маневрировать мехкорпуса, то к августу они были уничтожены. Немецкие танковые войска также понесли ощутимые потери, но они не утратили основного своего качества — подвижности. Это касалось как возможности прорыва в глубину обороны и смыкания «клещей» за спиной армий и целых фронтов, так и возможностей быстрого создания ударных группировок. Летом—осенью 1941 г. вермахт обладал стратегической инициативой. Моторизованные и авиационные корпуса вермахта могли перемещаться вдоль фронта, создавая подавляющее преимущество в нужной точке без каких-либо опасений. Перегруппировка крупных механизированных соединений происходила так быстро, что разведка не могла своевременно указывать на создание ударных кулаков на том или ином участке фронта». Вряд ли со всеми этими слишком категоричными утверждениями можно безоговорочно согласиться.

Наша разведка перед наступлением немцев 30 сентября — 2 октября неплохо выполнила свою роль. М. Лукин в статье «В Вяземской операции» отметил, что советское командование в середине сентября знало: «Противник подтягивает большое количество танков и артиллерии в район Духовщины, Смоленск, Рославль… В конце сентября разведчики доложили о сосредоточении большого количества войск, танков и артиллерии в районе Духовщины». Василевский в статье «Начало коренного поворота в ходе войны» писал: «Сосредоточение основных группировок врага для нанесения ударов как в районе Дорогобужа, так и в районе Рославля было установлено», но у нас «была недостаточна глубина обороны, не были отработаны планы отвода войск в случае прорыва нашей обороны на ржевско-вяземский оборонительный рубеж, а при угрозе окружения — и далее на восток».

Огромное поражение в Вяземской оборонительной операции стало следствием неверных решений командования Западного фронта и неправильного определения Ставкой и Генштабом направления главных ударов противника, что привело к ошибочному построению нашей обороны. Это очень дорого обошлось советским войскам. Генштаб Красной Армии предполагал, что немцы ударят вдоль шоссе, проходящего по линии Смоленск—Ярцево—Вязьма. На этом направлении была создана хорошо оборудованная система обороны. Лукин написал о ней: «Рубеж имел развитую систему обороны, подготовленную соединениями 32-й армии Резервного фронта. У моста, на шоссе и железнодорожной линии стояли морские орудия на бетонированных площадках. Их прикрывал отряд моряков (до 800 человек)».

По утверждению Жукова, катастрофу под Вязьмой можно было предотвратить: необходимо было сосредоточить против главных ударов противника «основные силы и средства за счет пассивных участков», но «этого сделано не было». Эту мысль невозможно оспорить. Конев, анализируя причины поражения в Вяземском котле, писал о превосходстве авиации противника, об отсутствии у нас «противотанковых средств, чтобы бить вражеские колонны на марше и оказывать им сопротивление на основных дорогах», о том, что «в глубине фронт не располагал достаточно сильными резервами». Это соответствует действительности. Он считал: «Один прорыв к Вязьме с севера еще мог быть нами локализован путем перегруппировки войск. Но прорыв немецко-фашистских войск через Спас-Деменск дал возможность соединениям противника выйти с юга глубоко в тыл Западного фронта».

Вместе с тем командующий Западным фронтом Конев не был достаточно самокритичным, утверждая, что «его вины в случившемся нет». «Штаб Западного фронта… — отмечали авторы многотомника «Великая Отечественная война», — располагал довольно точными сведениями о группировках противника: было установлено, что против 8 дивизий 30-й и 19-й армий немцы развернули 17 своих дивизий; в полосе других армий соотношение было примерно равное. Разведданные прямо указывали на вероятное направление удара противника. Но поскольку Ставка считала, что таковым является смоленско-вяземское направление, генерал Конев беспрекословно сосредоточил свои главные силы не там, где требовали условия объективно». Об этом Конев умалчивал.

И. Конев в статье «Начало московской битвы» упрекнул Генеральный штаб за то, что он до начала наступления противника и в ходе его «не ориентировал Западный фронт о задачах Резервного фронта и недостаточно осуществлял координацию действий фронтов… Две армии Резервного фронта располагались в первом эшелоне в одной линии с нашими армиями… В то же время три армии Резервного фронта (31-я, 49-я и 32-я), находившиеся в полосе Западного фронта, нам не подчинялись… 5 октября Ставка, к сожалению, с большим опозданием подчинила Западному фронту 31-ю и 32-ю армии Резервного фронта. Будь это сделано до начала сражения, мы могли бы их использовать в качестве своего второго эшелона».

Ставка и Генштаб недооценили, по утверждению Конева, нависающей губительной угрозы со стороны противника: «По указанию Сталина нам пришлось во второй половине сентября передать две дивизии, дислоцированные в районе Вязьмы. Дивизии поступали в распоряжение Ставки и перебрасывались на юго-западное направление». В другой статье Конев писал, что «основная 49-я армия, находившаяся на Вяземском оборонительном рубеже, за сутки до наступления главных сил группы армий «Центр», за сутки — повторяю — была снята и распоряжением Ставки по докладу Генерального штаба переброшена на юг в связи с осложнившейся ситуацией на юго-западном направлении».

Доктор исторических наук А. Пономарёв, один из составителей издания «Битва за Москву», встречавшийся с Жуковым, сообщил о его реакции на рукопись Конева о причинах разгрома наших войск в Вяземском котле: «Из статьи Конева И.С. можно понять, что во всем виноваты Ставка, Генеральный штаб и соседний Резервный фронт, с чем нельзя согласиться. 1. Противник к началу сражения превосходил Западный, Резервный и Брянский фронты по пехоте в 1,4 раза, в танках — в 2,2, в орудиях и минометах — в 1,9 раза. Такое соотношение сил давало возможность вести успешную борьбу с наступающим противником, во всяком случае, избежать окружения и полного разгрома. Слов нет, на участках главного удара врага плотность была больше, созданная им за счет пассивных участков. Но кто виноват в том, что врагу не была противопоставлена более сильная группировка войск на этих направлениях также за счет пассивных участков? Вот тут-то Конев И.С. умалчивает».

Конев утверждал, что командование Западного фронта знало о том, «где создаются группировки, состав этих группировок» и усиливало (достаточно ли?) в связи с этим «основные направления, где ожидали удара». Он писал: «Мы рассчитывали на стойкость войск. Мы рассчитывали на глубину обороны — за нами находился Резервный фронт под командованием маршала Будённого. К сожалению, действия мои как командующего Западным фронтом, находящегося в первом эшелоне, и Будённого, находящегося во втором эшелоне, не были объединены… Теперь уже, как говорится, задним числом обдумывая события осени 1941 года, понимаешь, что ещё до начала Московского сражения необходимо было объединить командование фронтами, подчинив все войска, находившиеся на Московском направлении, одному командующему. Тогда можно было бы маневрировать резервами, силами и предотвратить окружение четырех наших армий в районе Вязьмы».

Советские войска, оказавшиеся в окружении в районе Вязьмы, ожесточенно сопротивлялись. В тот необычайно тяжелый для Красной Армии момент исключительное значение имела их поистине героическая борьба в окружении. Упорно вырываясь из него, наши войска, сражаясь с предельной стойкостью, сковали до 28 вражеских дивизий, выиграли, как уже отмечалось, драгоценное время для срочной организации новой обороны на Можайском рубеже. Сюда очень быстро перебрасывались силы с других фронтов и из дальних районов страны.

5 октября 1941 года Василевский прибыл в штаб Западного фронта, размещавшийся непосредственно восточнее Гжатска. Он вспоминал: «Вместе с командованием фронта за пять дней нам общими усилиями удалось направить на Можайскую линию из состава войск, отходивших с ржевского, сычевского и вяземского направлений, до пяти стрелковых дивизий». Советское командование на этот рубеж сумело быстро направить 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артполков и другие части. К середине октября в 16-й, 5-й, 43-й и 49-й армиях, прикрывавших основные направления на Москву, насчитывалось уже 90 тысяч человек. На Западный фронт срочно перебрасывались три стрелковые и две танковые дивизии с Дальнего Востока.

Из вяземского «котла» сумели пробиться остатки 16 дивизий.

17 ноября начальник политуправления Западного фронта Лестев сообщил армейскому комиссару 1-го ранга Мехлису: «По данным отдела укомплектования фронта, вышло из окружения нач. состава 6308 человек, младшего нач. состава 9994 человека, рядового состава 68419 человек. Данные далеко не полные, ибо много бойцов, командиров и политработников, вышедших из окружения, сразу же были влиты в свои части, а также часть задержанных бойцов и командиров с оружием заградотрядами формировалась в подразделения и направлялась на передовые позиции на пополнение частей».

Итоги октябрьских событий были очень тяжелыми для нашей армии, она понесла огромные потери. Враг продвинулся вперед почти на 250 километров. «Однако достичь целей, поставленных планом «Тайфун», — писал А. Василевский, — ему не удалось. Стойкость и мужество защитников советской столицы, помощь тружеников тыла остановили фашистские полчища. Группа армий «Центр» была вынуждена временно прекратить наступление. В этом — главный итог октябрьского периода Московской битвы, очень важного и ответственного во всём сражении за Москву».

nik191-1.ucoz.ru