- 8 (495) 7487600
- 8 (495) 7487600
- 8 (925) 5552040
- 8 (925) 5552040
- Напишите нам
- Обратный звонок
Интернет магазин оборудования насосной, отопительной и водонагревательной техники №1
Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. Белостокский котел 1941
Измена 1941 года (часть 2) » Военное обозрение
Продолжение, начало здесьВыполнялись ли директивы Москвы?
Самым первым крупным пленением советских войск знамениты 3 и 10 армии Западного фронта, располагавшиеся в Белостокском выступе. Здесь же в составе 10 армии располагался самый мощный по числу и качеству танков, отлично обеспеченный автотранспортом 6-й мехкорпус генерала Хацкилевича. Располагались армии в приграничных укрепрайонах, в частности 10-армия опиралась на Осовецкий УР. В 1915 году русские войска в крепости Осовец прославили себя длительной героической обороной. Как бы сама история взывала к удержанию этого места.
Да и главные удары немцев прошли мимо этих армий. Танковая группа Гудериана двигалась через Брест и расположение 4 армии, Танковая группа Гота двигалась через расположение 11 армии на Вильнюс с поворотом на Минск. 25 июня когда 4-ая армия не сумела остановить противника под Слуцком, перехват дороги из Белостоцкого выступа на восток через Барановичи стал реальностью. Ровно в этот день 3 и 10 армии получают РАЗРЕШЕНИЕ командования Западного фронта на выход из укрепрайонов и отступление на восток. Ровно тогда, когда отступать уже поздно. Западнее Минска эти армии, большинство войск которых двигались в походных колоннах, оказываются перехвачены. Подвергаются жесточайшему разгрому авиацией и артиллерией на дорогах в походных колоннах. И именно здесь возникает ситуация первого массового пленения советских войск.
Между тем, до 25 июня были еще 22, 23 и 24 июня. Днем 22 июня из Москвы штабам фронтов была направлена директива № 3, которая предписывала нанести механизированными силами концентрированные удары по противнику на сопредельной территории и овладеть городами Сувалки и Люблин.
До Люблина было приблизительно 80 км от мест расположения 4-го и 15 механизированных корпусов самой сильной 6-ой армии Юго-Западного фронта. Не бог весть что, танки мехкорпусов прогоняли на гораздо большие расстояния в других направлениях. Но все-таки 80 км - и не слишком мало. А вот с Сувалками все намного интересней.
Сувалки - тупиковая станция железной дороги в болотисто-лесистом медвежьем углу северо-востока Польши. Район Сувалок вклинивался территорию СССР севернее Белостокского выступа. И шла к Сувалкам железная дорога, единственная, по которой и можно было снабжать танковый клин Гота. От границы и от мест расположения 3 армии до железной дороги на Сувалки по межозерному дефиле - всего-то 20 км. По дороге от Августова – 26 км. Дальнобойная артиллерия 3 армии имела возможность поддерживать собственные наступающие войска вплоть до перерезания этой железной дороги, не сдвигаясь со своей территории. Обычная артиллерия, не удаляясь от складов, могла обеспечить поддержку наступления до середины этого пути. Необходимые для мощной артиллерийской поддержки наступления снаряды далеко везти не надо. Они здесь же - на складах укрепрайона. А мы помним, что запасы, на которые опиралась 5-ая армия в Коростенском УР были достаточны для более, чем месячной эффективной борьбы с противником.
Удар 3-ей армии при поддержке механизированного корпуса в направлении железной дороги делал положение 3 танковой группы Гота на советской территории безнадежным. Ни топлива, ни снарядов, ни еды.
И этот приказ ударить на Сувалки был. Конкретный приказ с точно указанной целью удара. И даже с четко обозначенным смыслом. Противник, бросивший войска в глубокий прорыв, подставил свои тылы. По которым и надо наносить удар. Это формулировка директивы, не допускающая иных толкований. Войска, бросившие все силы вперед, сами подставили свои тылы под разгром.
Между тем командование Западного фронта во главе с Павловым и начальником штаба Климовских вместо выполнения указаний директивы принимает решение наступать не через границу к железной дороге, находящейся в 20 км, а двигать 6-ой механизированный корпус и кавалерию по своей территории в сторону Гродно, что значительно дальше, причем танки заведомо не могли быть обеспечены на этом маршруте топливом с помощью наличной автозаправочной техники.
Только сразу отметим. То, что написано про удар на Гродно нельзя воспринимать как факт. Так про него написано. Самого удара немцы не зафиксировали. Крупных танковых сил на Белостоцком выступе их разведка не обнаружила. Дорога, заваленная разбитой советской техникой шла не на северо-восток на Гродно. А на восток - к Слониму. Но это очередной вопрос.
Пока что для нас важно, что совершенно реалистичная цель короткого удара - Сувалки, - в результате удара на который танковая группа Гота оставалась на чужой земле без снабжения, - была штабом Западного фронта проигнорирована без обоснования такого игнорирования. Подвижным войскам был отдан приказ двигаться по своей территории. В случае нанесения удара в направлении на железную дорогу к Сувалкам 3-я армия не отрывалась от своей базы снабжения в Осовецком УР, делая при этом безнадежным материальное положение одной из крупнейших наступающих группировок противника. Вместо этого подвижные соединения отправляются путешествовать по своей территории в отрыве от общевойсковой армии, от базы снабжения.
Ошибки бывают. Но не бывает одинаковых ошибок на двух фронтах. Юго-Западный фронт ровно в тот же день, как мы помним, мехкорпуса отправляет наматывать на гусеницы сотни километров. Директиву, предусматривающую удар на Люблин, - игнорирует. Вместо этого организуют удар по своей территории на Берестечко-Дубны. Причем, как было замечено, 27 июня мехкорпус наступает против противника которого не видит. Его просто нет перед ним. Хотя должен был быть минимум сутки. Мехкорпус опоздал с сосредоточением на рубеже атаки на сутки. Больно далеко пришлось тащиться.
Заметим, что в этом решении изменить задачу удара на Юго-Западном фронте участвует прибывший из Москвы Жуков.
Может, директива была настолько очевидной авантюрой, что командующие фронтами и лично начальник Генштаба Жуков посчитали возможным ее игнорировать? Так нет же. Немецкий начальник генштаба Гальдер отметил в своем дневнике, что неудачны действия на юге(мы уже знаем про неуспех превосходящих сил немцев под Перемышлем, где 99-ая краснознаменная дивизия их успешно вышибала с советской территории), надо бы оказать помощь, но как назло ни одной резервной пехотной дивизии нет, а небольшой танковый резерв нельзя направить в помощь по причине отвратительного качества дорог Восточной Польши, которые ко всему прочему забиты обозами.
Резервов у немцев никаких. А все дороги по ту сторону границы забиты обозами, снабжающими брошенные вперед соединения. Советский мехкорпус, пересекший границу не имел бы перед собой никаких способных его остановить сил, - и только давил бы гусеницами, расстреливал бы и захватывал материальные средства, без которых брошенные на советскую территорию немецкие войска оказывались беспомощными. Мы уже знаем, что немецкие танки остановились перед незащищенным тогда советскими войсками Киевом по причине прекращения боевого снабжения из-за ударов 5-ой армии Потапова.
Но директива №3 от 22 июня не была выполнена командованием двух важнейших фронтов - Западного и Юго-Западного, - и начальником Генштаба Красной армии Жуковым, принимавшим решение о контрударе вместе с командованием ЮЗ фронта.
Бросок немцев, очертя голову, вперед - при негодном состоянии дорог в тылу, при отсутствии резервов для прикрытия жизненно важных тыловых коммуникаций, - был с точки зрения военных возможностей только приграничных советских армий - авантюрой. С самого начала.
Но авантюрой он не был. Ибо немцы знали, что им позволена любая глупость. Позволена заговором части генералитета Красной Армии, который не будет исполнять приказы Москвы. Который будет уничтожать боевые возможности собственных войск - например, уничтожением моторесурса танков в бессмысленных многосоткилометровых маршах.
Маленькая ремарка.Моторесурс танка «тигр» составлял всего 60 км. Первое применение танка под Ленинградом во второй половине 1942 года было неудачным потому, что большая часть танков просто не добралась до поля боя со станции разгрузки.
Танки советских механизированных корпусов Юго-Западного фронта в июне- начале июля 1941 года прошли своим ходом 1200-1400 километров. Приказы не оставляли времени на осмотр танка и выяснение факта, что танк остановился из-за раскрутившейся гайки, которую надо было поставить на свое место. Но до этого несколько часов вскрывать люки, копошиться в железе, искать…
Ну а когда «гремящих броней, блестящих блеском стали» корпусов не стало, пришла очередь и пехоты. Ее тоже оторвали от баз снабжения, в походных колоннах вывели на дороги. Где она и была захвачена теперь уже превосходящими по мобильности и по вооружению механизированными соединениями противника.
Но для понимания этого нашим историкам и аналитикам не хватает примитива: признания того, что генералитет двух фронтов грубо нарушил дисциплину - не выполнил прямое указание высшего военного руководства страны - директиву №3. И противник, авантюрно подставлявший свои тылы под естественный, совершенно логичный удар, приказ на который был издан и направлен в штабы фронтов, - знал, что этого удара не будет. Знал, что штабы фронтов не выполнят приказ.
Не бездарно, а исключительно грамотно не выполнят. Отберут 8-ой мехкорпус у честного командарма-26 генерала Костенко, который только из интересов врученной ему под командование армии не позволил бы взять Львов коротким и мощным ударом мехкорпуса по угрожающим его флангу войскам противника. И тогда лесистая Львовская область с двумя крупными складскими центрами во Львове и в Стрыю, опирающаяся на сложнопреодолимые Карпаты с юга, на укрепрайоны по границе, нависающая над путями снабжения немцев через Люблин и по шоссе на Киев, - превращалась бы во вторую занозу масштаба 5-ой армии. Даже при полной изоляции. А то и посущественнее. В Карпатах - не украинские националисты западенщины, - а дружественный русинский народ. За Карпатами - принадлежавшая Венгрии, но исторически связанная со Словакией территория. А словаки - не чехи. Словаки - это Словацкое национальное восстание 1944 года. Словаки - это просьбы о вхождении в СССР в 60-е. Это полковник Людвиг Свобода, командир чехословацкой бригады, бравшей вместе с Красной армией карпатские перевалы в 1944-ом. Союзные немцам словацкие части, в отличие от румын и венгров, на советской территории плохой памяти по себе не оставили.
Но и это не все. Для сведения: на юге Львовской области - нефтеносный район. Румыния обеспечивала добычу 7 млн. тонн нефти в год. Львовская область дала Гитлеру 4 млн. тонн. Каждая третья тонна из той нефти, на которой работали моторы Рейха! Быстрый уход Красной армии из Львовской области не позволил существенно разрушить инфраструктуру региона. - Не успевали. Нефтедобыча была быстро налажена. Ради нефти немцы здесь даже не уничтожали евреев, в руках которых было управление нефтепромыслами.
Короче. Альтернатива катастрофе 1941 была. Реальная. Она не просто была сама по себе как возможность, которую поняли крепкие задним умом потомки. Она была понята и выражена конкретными указаниями, что делать, - в форме сталинской Директивы № 3 от 22 июня 1941 года. В середине первого дня войны был фактически решен вопрос о полном и безусловном разгроме агрессора. «Малой кровью, могучим ударом». Или по меньшей мере - о лишении его возможности вести длительную войну.
И эта уникальная возможность была убита штабами двух главных фронтов - Западного и Юго-Западного. В штабах было много народу. Но в каждом из них были три человека, без подписи каждого из которых ни один приказ штаба не имел законной силы: командующий, начальник штаба, Член Военного Совета. На Юго-Западном фронте начальником штаба был Пуркаев, а членом Военного Совета - Никишев. В период, когда Пуркаев командовал Калининским фронтом возникла проблема голода в армиях фронта. Несколько десятков голодных смертей. Приехала комиссия, Пуркаева отстранили, выяснилось, что продовольствия фронту хватало, но была проблема распределения. После снятия Пуркаева эта проблема рассосалась. Есть такой эпизод.
Директива №3 - зонд, с помощью которого нам удается проникнуть в подноготную катастрофы-1941. Принципы организации армии не допускают невыполнения директивы вышестоящего командования. Даже если тебе кажется, что ты лучше понимаешь обстановку. Даже если ты считаешь решение вышестоящего начальства глупым. Оно - начальство. И, кто знает, может, глупый приказ на самом деле не глуп. Тобой жертвуют во имя замысла, который тебе неизвестен. Люди должны гибнуть, выполняя заведомо неисполнимый приказ потому, что за тысячу километров от них реализуется операция, ради успеха которой и вправду имеет смысл погибать в кажущейся бессмысленной отвлекающей операции. Война - жестока.
На Западном и Юго-Западном фронтах два штаба фронтов одновременно отменили смысл директивы вышестоящего командования, изменили цели и сами направления контрудара. Вопреки воинской дисциплине. Вопреки стратегии, вопреки здравому смыслу. Изменили при этом подчиненность войск. На ЮЗФ вывели 8 мк из подчинения 26-ой армии. На Западном фронте вывели 6 мк 10-ой армии из подчинения этой самой 10-ой армии. И, кстати, тоже загоняли по дорогам Белоруссии. Командир 7-ой танковой дивизии этого корпуса в последующем в рапорте отчитается, что корпус приказами из штаба фронта бросали без ясной цели с направления на направление. Противника, заслуживавшего действий против него корпуса, - они так и не встретили. Но зато 4 раза преодолевали подготовленные немцами на нашей территории противотанковые рубежи. Как видим, почерк хорошо узнается.
Кстати, а гибель в окружении 13-ой армии тоже любопытна. Ее выводят из Минского УР - в район Лиды - приказом штаба фронта. А прибывающие войска Второго Стратегического эшелона примитивно не успевают занять позиции в Минском УРе. Сама 13-я армия отправлена вглубь будущего котла с занимаемых позиций около важного политического и промышленного центра города Минска - в условиях, когда угроза с северного фланга уже есть. В директиве штаба фронта на вывод армии под Лиду прямо говорится об обеспечении от угрозы со стороны Вильнюса. Но армию выводят не на шоссе Вильнюс-Минск, а уводят гораздо западнее - в пространство между базами снабжения укрепрайонов старой и новой государственных границ. В никуда. В леса. Армия гибнет ни за что ни про что. В последующем армия с таким же номером - воссоздается на базе дивизий 4-ой армии вновь.
А на защиту Минска в опустевший укрепрайон бросаются свежеприбывшие войска, которые даже не успевают занять укрепрайон. Танки Гота слишком быстро продвигались через Вильнюс с севера. Советские дивизии с ходу вступали в бой. Ни о каком налаживании взаимодействия с силами укрепрайона, ни о каком нормальном использовании запасов средств на складах УР - речи уже не могло быть.
Ну и совсем мелкий штришок к картине заговора в Красной армии. Среди воспоминаний солдат попалось на глаза свидетельство. Прибыли бойцы на фронт под Полоцк. На окраине какой-то деревни они утром позавтракали. Лейтенант Бардин, которого солдаты знали, построил их без оружия (оружие оставалось в пирамидах) и повел в деревню. Там уже были немцы. Бардин остановил строй и сообщил солдатам, что для них война закончилась. Вот так.
Власов.
В описанных эпизодах прорисовалась фигура генерала Власова, через позиции механизированного корпуса которого немцы прорвались к окраинам Львова. Не особо утруждая себя.
А последний эпизод военной биографии Власова в составе Красной армии - это командование 2-ой ударной армией Волховского фронта. Известно, что армия попала в тяжелое положение, погибла. А Власов сдался. Но почти не известно, что погибла армия по причине невыполнения Власовым приказа Генштаба. В Генштабе осознали, что наступление армии захлебнулось, теперь она оказалась в опасном положении. И приказали Власову отвести армию на безопасные рубежи. Вывод войск было предписано осуществить до 15 мая 1942 года. Власов сослался на плохое состояние дорог, занятость этих дорог кавалерийским соединением. И сообщил дату, когда он сможет начать вывод армии - 23 мая. Немецкое наступление началось 22 мая. Армия оказалась в западне в полном составе.
Если не всмотреться пристально в события первых дней войны под Львовом, то можно было бы считать это роковым стечением обстоятельств, а Власова - человеком, у которого в 1942 году произошел переворот мировоззрения из-за ошибок Сталина, допущенных в первый год войны. Но события под Львовом были. Власов прямо к ним причастен. Обе дороги, по которым немцы могли доехать до Скнилова проходили буквально по краю того леса, где стояла в ожидании приказа 31 танковая дивизия его корпуса. Остальные войска корпуса тоже были не за тридевять земель. Они непосредственно прикрывали направление, по которому и был осуществлен прорыв механизированных сил противника, заняв восточный берег реки Верешица.
Можно определенно делать вывод, что Власов и в 1941 году был важным участником военного заговора. Причем последующая судьба Власова как создателя РОА - сама становится свидетельством сговора с немцами тех, кто руководил штабами по крайней мере двух фронтов и отдельными армиями этих фронтов в 1941 году.
Но понять это можно только внимательно изучив событийные ряды начального периода войны.
И обязательно надо видеть за «играми в солдатики» - важнейший результат этих игр. Войска уводились из районов сосредоточения гигантских материальных запасов на складах в как новой, так и старой государственных границ. Заговорщики лишали Красную армию средств ведения боевых действий, накопленных за несколько лет работы оборонной промышленности.
И наоборот, снабжали противника этими средствами. Бензином, снарядами к оставленным немцам пушкам, авиабомбами, продовольствием, запчастями к технике, которая бросалась из-за мелких поломок, медикаментами, взрывчаткой, проводами, рельсами, шпалами, шинами для автомобилей, фуражом для лошадей. Интересная подробность. Готовясь к войне с СССР немцы сократили заказы на производство боеприпасов. Они определенно знали, что Красная армия в короткие сроки столкнется с нехваткой снарядов.
Вяземский котел.
Я не готов сегодня рассуждать о каждой проблеме 1941 года. Не все посильно. Сложно рассуждать о случившемся под Киевом.
Но удалось многое важное прояснить и по Вяземскому котлу.
Для меня самым удивительным оказался факт размещения десяти дивизий народного ополчения Москвы(ДНО) - строго против направления главных ударов немцев в операции «Тайфун». Пять кадровых армий Резервного фронта посредине. А на очевидных направлениях возможного наступления противника - вдоль основных шоссе - только что при дивизии ополченцев.
Ополченцев ставят на самые опасные направления. Ну просто по логике: среди глухих смоленско-вяземских лесов есть два шоссе. Минское и Варшавское. Ну не по лесам же и болотам пробираться наступающим немцам. - Вдоль дорог. И на обеих дорогах первыми встретили удар операции «Тайфун» 10 дивизий московского народного ополчения. Большинство дивизий народного ополчения прибыли на фронт 20 сентября. Буквально за 10 дней до начала немецкого наступления. И получили участки фронта, удар противника на которых наиболее вероятен.
Обеспеченные сверх головы всем, чего только могло не хватать служивым, 5 армий Резервного фронта, - исчезли в результате операции «Тайфун» - как их и не бывало.
А московские ополченцы - не исчезают. Разгромленная 8-ая ДНО - прорисовывается 16 октября на Бородинском поле . Позже боец этой ДНО Эммануил Козакевич становится автором небезызвестной повести «ЗВЕЗДА», по которой снят одноименный фильм.
Три ДНО южного направления прорыва немцев так или иначе обгоняют немцев - и останавливают их в Наро-Фоминске, под Тарутино, под Белевым.
На северном участке сложнее. 2-ая ДНО ценой больших потерь прорывает кольцо окружения Резервного фронта под селом Богородицкое. И с удивлением обнаруживает, что армии фронта не желают выходить из окружения через готовый, пробитый тысячами отданных жизней проход. Обескровленная 2-ая ДНО в декабре 1941 года была расформирована.
Еще одна московская ДНО после длительного отступления, после выхода из окружений - заняла оборону на Пятницком шоссе между дивизиями Панфилова и Белобородова. Она стала 11-ой гвардейской дивизией. Дивизия Панфилова стала 8-ой гвардейской. Дивизия московского народного ополчения, брошенная в бой без подготовки, - стала 11-ой гвардейской.
А пять - не дивизий, но армий Резервного фронта, особо себя в военном плане не проявили, и при этом обеспечили немцам сотни тысяч пленных. Как такое может быть?
Есть воспоминания комдива 2-ой дивизии народного ополчения о том, что в первый день немецкого наступления ему поступил приказ от командования армии, которой он подчинялся, на отступление. Вслед за этим к нему прибыли офицеры связи из 19-ой армии генерала Лукина - и отдали приказ не отступать, а занять такой-то рубеж обороны - и обеспечить проход через позиции дивизии этой армии. Парадокс ситуации в том, что комдив выполнил именно этот приказ. - Приказ чужого командарма. Почему?
И пробила дивизия коридор из Вяземского котла тоже по приказу Лукина. А вот сдача армии в плен происходила уже после ранения Лукина.
Про саму 19 армию известно, что буквально перед передачей ее под командование Лукина бывший командарм Конев составил длинный список офицеров штаба армии, которых он подозревал в предательстве. И есть мемуары военврача, который наблюдал, как Лукин выстроил около 300 офицеров штаба армии и вызвал добровольцев для командования тремя ротами прорыва. Добровольцев не было. Командиры рот были назначены Лукиным. С задачей прорыва они, тем не менее не справились.
Похоже, что всплыли фрагменты страшной правды начального периода войны. Обширность офицерского заговора была настолько значительной, что честным офицерам и генералам приходилось учитывать его постоянно. И, похоже, пользоваться способами опознавания «своих».
Но это уже другой вопрос. Важный. И чрезвычайно актуальный для сегодняшней России.
Вывод.
Главное в том, что заговор, важнейшие эпизоды которого и почерк реализации которого нами выявлены, - был. Сведения, которые позволили его вычислить, - всплыли. И их удалось охватить взглядом. Выявить в хаосе происходившего противоречия и закономерности.
На грань краха советскую страну поставила не мощь германских дивизий, не непрофессионализм наших солдат и офицеров 1941 года, а именно измена, тщательно подготовленная, продуманная, спланированная. Измена, которая была учтена немцами при выработке совершенно авантюрных, если их судить объективно, планов наступления.
Великая Отечественная война не была дракой русских с немцами или даже русских с европейцами. Врагу помогали русские офицеры и генералы. Она не была столкновением империализма с социализмом. Врагу помогали генералы и офицеры, которых наверх подняла Советская власть. Она не была столкновением профессионализма и глупости. Помогали офицеры и генералы, считавшиеся лучшими, которые по результатам их службы в мирное время - были возведены в элиту Красной Армии. И наоборот, там, где офицеры и генералы Красной армии не предавали, - немецкий военный гений являл собственную беспомощность. 5-ая армия ЮЗФ - ярчайший тому пример. А потом были Тула, Воронеж, Сталинград. Сталинград из истории трудно смыть. Был город-герой Тула, удар на которую приняли рабочие тульских заводов в составе Рабочего полка и туляки же, военизированная охрана заводов, - в составе полка НКВД. В 2010 году парад в Туле не предусмотрен. Не любят Тулу.
И Воронеж тоже не любят. Хотя Воронеж в оборонительной фазе - был вторым Сталинградом.
После вскрытия проблемы измены1941 года вопрос о том, кто с кем воевал, становится гораздо актуальнее, чем это представляется до сих пор. И это вопрос - внутренний. Кто с кем воевал в нашей собственной стране? Воевал так, что воронки от той войны не сравнялись по сей день. А душевные раны - бередят не только ветеранов, но и их внуков? - В отличие от ничуть не менее жестокой по событиям на фронте - первой мировой, которая для России - «забытая». Великая Отечественная оказалась страшнее, но содержательнее
С этим предстоит разбираться. Чтобы не было «конца истории», о котором в последнее время стали слишком часто упоминать.
Предстоит разбираться, чтобы у человека было будущее.
Заключительное замечание.
Предложенная статья учитывает современное состояние умов. Я не стал ее делать наукообразной - со ссылками и цитированиями. И нынешнего читателя отвращает, и при этом все можно найти в Интернете. Все пока легко находится по ключевым словам. На всякий случай (подмен в текстах - а от этого мы не застрахованы) в ближайшее время постараюсь обеспечить статью цитированиями и самими текстами оперативных сводок, боевых приказов, цитатами мемуаров - в отдельных Приложениях.
Но пока спешу - выложить именно те соображения, которые изложил, - и перейти к не менее важным задачам. Их нынче много. Очень много.
И заниматься ими тоже надо срочно - чтобы «конец истории» не наступил.
topwar.ru
Алексей Исаев. Новогрудский «котел». Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. История России. Библиотека.
Несмотря на метания относительно глубины смыкания «клещей» окружения и корректировки первоначального плана командованием группы армий «Центр», основная идея изменений не претерпела. «Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск» от 31 января 1941 г. требовала «уничтожения войск противника, находящихся между Белостоком и Минском». На практике это означало образование еще одного «котла», на этот раз «танкового»[177]. Прорывом к Минску танковой группы Гота задача окружения советских войск к западу от белорусской столицы была выполнена наполовину. Для полного замыкания кольца окружения к Минску оставалось выйти 2-й танковой группе Гудериана. Центром этого «котла» был город Новогрудок. Он и дал наименование этому окружению.
Иногда утверждается, что «котел» был замкнут уже с падением Минска 28 июня. Например, И. Стаднюк в романе «Война» писал: «Вчера вечером, 28 июня, Минск оказался в руках немцев. Не хотелось в это верить. Просто не укладывалось в сознании: за неделю войны враг проглотил в полосе Западного фронта обширную нашу территорию. Танковые группы немцев, пусть ценой огромных потерь, все-таки проломили себе дорогу к Минску со стороны Вильнюса и из района Бреста и окружили отчаянно сопротивлявшиеся войска 3, 10 и частично 13-й армий»[178]. В.А. Анфилов написал осторожнее: «В 17 часов 28 июня 12-я танковая дивизия 3-й танковой группы после упорного боя ворвалась в Минск, а на следующий день 39-й и 47-й моторизованные корпуса из групп Гота и Гудериана соединились»[179].
Однако датировка замыкания кольца окружения 28-го и даже 29 июня не соответствует действительности. Такого не утверждает даже сам Гудериан, который в «Воспоминаниях солдата» даже дал положение соединений своей группы на 28 июня. Все они были еще довольно далеко от Минска. Причина этого в том, что в отличие от 3-й танковой группы Гота, двигавшейся практически в пустоте на стыке Западного и Северо-Западного фронтов, 2-я танковая группа Гудериана постоянно сталкивалась с подбрасываемыми ей навстречу резервами.
В течение 28 июня немецкой 17-й танковой дивизией были лишь атакованы позиции 108-й стрелковой дивизии 44-го корпуса, выставленного заслоном к западу от города. Продвижение немцев от Койданова к Минску в тот день составило всего 6 км. Итог дня вполне определенно подводит замечание в журнале боевых действий XXXXVII моторизованного корпуса: «Командир корпуса около 15.00 сел в Несвиже в «Шторьх» и вылетел в Койданов в расположение 17-й тд, где составил представление о тяжелых боях в полосе дивизии и высказал свое признание ее заслуг». Собственно, танки этой дивизии 28 июня еще стояли без горючего в Несвиже, и быстрого прорыва без них через линию ДОТов ожидать не приходилось.
Именно в этот период сказалось изъятие из 2-й танковой группы 29-й моторизованной дивизии, отражающей под Зельвой попытки прорыва частей 10-й армии и 6-го мехкорпуса. В журнале боевых действий XXXXVII корпуса за 29 июня имеется следующая запись: «Поскольку ожидается скорое взятие Минска XXXXVII танковым корпусом, а приказом танковой группы крупные силы корпуса (в первую очередь из состава 17-й тд) связаны на линии Мир — Койданов, командование корпуса просит высвободить, перебросить и вновь подчинить ему по меньшей мере крупные части 29-й пд, чтобы использовать главные силы 17-й и 18-й тд для наступление на Минск и далее на важную переправу через Березину у Борисова. 29-я пд должна прикрывать левый фланг корпуса фронтом на северо-запад»[180]. Фактически в распоряжении командира корпуса Лемельзена осталось одно соединение для удара на Минск — 18-я дивизия Неринга. Вторая дивизия должна была прикрывать фланги от возможных контратак. Последние могли последовать как изнутри намечающегося «котла», так с востока и юга за счет резервов Западного фронта. Попытки прорыва у Зельвы окруженных под Волковыском советских частей и соединений 29 июня были в самом разгаре. Поэтому ни о каком высвобождении моторизованной дивизии в этот день не было и речи. Даже если бы она была высвобождена, соединению требовалось пройти немалое расстояние до подступов к Минску. Все это существенно нарушало планы немцев по смыканию «клещей» и дальнейшему продвижению на восток.
Дальнейшее развитие событий в какой-то момент приобретает комический оттенок. К 16.00 29 июня 18-я танковая дивизия обходит открытый фланг 44-го стрелкового корпуса и выходит к высотам на подступах к Минску с юга. Здесь ее ждет первый сюрприз: мост через реку Свислочь оказывается взорванным, а переправы заминированы. Причем и то и другое оказывается делом рук немецких саперов из 20-й танковой дивизии группы Гота. Но сюрпризы дня на этом не заканчиваются. О произошедшем далее в журнале боевых действий XXXXVII корпуса имеется следующая запись: «При дальнейшем движении вспыхивает бой между 18-й и 20-й тд, поскольку на отправленный вечером 28 июня в 3-ю ТГр и принятый ею запрос о численности и местонахождении соединений 3-й ТГр в Минске на тот момент не было получено ответа»[181]. Вместо дружеского соединения двух танковых групп произошла перестрелка. Автору неизвестны другие примеры, когда окружающие группировки при замыкании кольца вступали друг с другом в перестрелку.
Встретив столь агрессивный прием со стороны товарищей по оружию из соседней танковой группы, командир 18-й танковой дивизии Неринг принял радикальное решение. Он решает повернуть вправо и обойти Минск по шоссе с юго-востока. Лемельзен поддержал решение своего подчиненного. Маневр, заметим, имел вполне очевидный подтекст: он выводил части дивизии Неринга на шоссе Минск — Москва, идущее на восток.
В этот момент должен был наступить звездный час 17-й танковой дивизии. Она могла снискать славу соединения, установившего контакт с 3-й танковой группой и замкнувшего новогрудский «котел». Поначалу к этому были все предпосылки. Немецкая танковая дивизия наконец сломила сопротивление растянутых по фронту полков 108-й дивизии и продолжила быстрое продвижение к Минску. Во второй половине дня 29 июня она вышла своими авангардами к юго-западной окраине города. Здесь около 18.00 дивизия неожиданно получает «стоп-приказ». Командование танковой группы предписывает прекратить наступление на Минск и занять для отражения неизбежных вражеских атак с северо-западного и западного направлений линию Столбцы — Минск (исключая последний). Непосредственно под Минском остается «окно» в построении немецких войск, да и сам фронт обороны от Столбцов до подступов к Минску слишком широк для одного соединения.
Можно было бы предположить, что для связки между двумя танковыми группами была использована 18-я танковая дивизия. Однако этого не происходит. Лемельзен настаивает, а Гудериан не возражает, и дивизия Неринга… отправляется дальше на восток в направлении Борисова. Замыкания окружения и вообще каких-либо согласованных действий по построению силами соединений двух танковых групп заслона фронтом на запад под Минском 29 июня не происходит. Более того, и без того ослабленный изъятой из его состава 29-й мотодивизией XXXXVII корпус группы Гудериана лишается еще одной дивизии, торопливо брошенной на Борисов. Ситуацию нельзя назвать иначе как возмутительной. Такие маневры мог себе позволить Гот, у которого под Минском стояло сразу три танковых дивизии. Помимо этого, на северном фасе «котла» находился LVII корпус 3-й танковой группы. Положение группы Гота было крепким и стабильным, допускающим маневрирование в восточном направлении. О положении войск Гудериана этого сказать нельзя. Заметим, что именно 29 июня сам командующий группой армий фон Бок увещевал Гудериана заняться южным и юго-восточным фасами новогрудского «котла». В своем дневнике фон Бок писал:
«Я попросил его [Гудериана. — А. И.] отнестись к делу со всей серьезностью, так как русские, скорее всего, будут прорываться на юго-востоке — по той простой причине, что им уже дали по носу на северо-востоке и на востоке (в Лиде и Минске), а также потому, что в стратегическом отношении юго-восточное направление представляется наиболее выгодным».
Однако «быстрый Гейнц» остался глух к этим увещеваниям. К слову сказать, Борисовом было прямым текстом поручено заняться 3-й танковой группе. Фон Бок писал в своем дневнике еще 29 июня: «Мне пришлось еще раз напомнить Готу, что ему необходимо взять Борисов, так как его захват напрямую связан с выполнением главной миссии танковой группы». XXXIX корпус уже с утра этого дня готовился к броску на Борисов. Гудериан вмешивался в сферу ответственности соседней танковой группы, хотя в его собственных угодьях было не все благополучно.
Хотя наверх уже было доложено, что кольцо окружения замкнулось, Гот мог лишь с тихой яростью наблюдать за происходящим к югу от Минска хаосом. Как обычно, «глазами» командующего стала авиация. В журнале боевых действий 3-й танковой группы за 29 июня имеется следующая запись:
«17.00 — В соответствии с донесением воздушной разведки противник еще отступает на юго-восток по дороге Минск — Смиловице (моторизованная колонна длиной 10 км). 2-я ТГр не выполнила свою задачу завершить кольцо окружения, соединившись с 3-й ТГр восточнее и южнее Минска»[182].
Заметим, советские части прорываются не отдельными группами и даже не с боем. Они спокойно отходят по дороге «моторизованной колонной» приличных размеров. Кто именно так отходил, сейчас сказать затруднительно. Возможно, это были тыловые части какого-то механизированного соединения Западного фронта. Вечером 29 июня в ЖБД группы Гота вновь отмечается: «Разрыв со 2-й ТГр южнее Минска все еще не был закрыт. Оборона 3-й ТГр могла, таким образом, оказаться бессмысленной». Помимо разрыва, сама по себе растяжка позиций одной танковой дивизии на широком фронте благоприятствовала прорыву и просачиванию окруженных советских частей.
Поскольку к увещеваниям со стороны фон Бока командующий 2-й танковой группой оказался глух, к нему обратились официально. 30 июня в 13.00 последовала телефонограмма из штаба группы армий в адрес Гудериана: «Главной задачей танковой группы остается обеспечение всеми средствами района между Минском и Слоним[ом], чтобы предотвратить там прорыв врага. Это задание стоит перед всеми другими»[183].
Двумя часами позднее Гудериан прибыл в штаб Гота. Состоялось совещание, общий ход которого излагался в журнале боевых действий 3-й танковой группы следующим образом:
«15.00 — Командующие обсуждают положение в районе Минска и перспективы дальнейшего продвижения на восток и северо-восток. В качестве разграничительной линии между двумя танковыми группами была установлена линия Минск — Борисов — Демидов (населенные пункты — 2-й ТГр). Встреча командующих позволила им обсудить ситуацию, но не обеспечила необходимую для действительного окружения противника встречу с войсками 2-й ТГр.
Разговор показал, что командование 2-й ТГр восприняло свою задачу по окружению противника не как указание занять оборону и основной массой своих сил продолжило наступление на восток. Создается впечатление, что 2-я ТГр намеревалась решить сразу две задачи — окружение противника в Минске и дальнейшее наступление на восток. Возможно, имевшиеся в ее распоряжении значительные силы оправдывали такое решение, подобное которому командование 3-й ТГр отклонило. Тем не менее это решение привело к тому, что противник мог прорваться на юго-восток, а части 3-й ТГр будут оставаться на своих позициях до 7 июля в ожидании 4-й армии, частично взяв на себя участок 2-й ТГр»[184].
В мемуарах Гудериан позднее написал об этом совещании следующее: «С Готом я договорился о взаимодействии моей 18-й танковой дивизии с его правым флангом при наступлении на Борисов и при создании предмостного укрепления на р. Березина в этом районе»[185]. Если судить по журналу боевых действий 3-й танковой группы, шоссе Минск — Борисов было передано в полосу группы Гудериана приказом ГА «Центр». Соответственно Готу ничего не оставалось, как молча отдать Борисов на откуп своему суетливому соседу. Никаких практических шагов по исправлению положения с обширными «окнами» в новогрудском «котле» Гудериан по итогам совещания не принял. 18-я танковая дивизия на всех парах шла к Борисову.
Позднее в воспоминаниях Гудериан перевернул все с ног на голову. Он написал: «Фельдмаршал фон Клюге хотел, в соответствии с официальным мнением Гитлера, закрепиться на фронте вокруг Белостока и выжидать, пока капитулируют русские, отказавшись от дальнейшего продвижения на восток. Гот и я не были согласны с этим мнением. Мы стремились пробиться своими танковыми силами на восток, как это указывалось в первоначальной, еще не потерявшей своей силы директиве, и достичь наших первых оперативных целей. Мы хотели (об этом уже говорилось) сковать силы противника у Белостока минимальным количеством танковых сил и предоставить ликвидацию окруженной группировки полевым армиям, которые следовали за нашими танковыми группами. Главное командование втайне надеялось, что командующие танковыми группами без приказа и даже вопреки приказу будут стремиться достигнуть первых оперативных целей наступления. В то же время оно не решалось дать указания командующим группами армий и командующим армиями, чтобы побудить их принять желанное решение»[186].
Тем самым бывший командующий 2-й танковой группой словно приобнимает на страницах воспоминаний Гота и приписывает ему не просто те же устремления, а те же действия. Как раз Гот дисциплинированно исполнял приказ об удержании западного фаса новогрудского «котла», хотя еще на этапе планирования операции против СССР стремился прорваться дальше на восток, к Витебску. Гудериан же, напротив, прямые и недвусмысленные приказы командования попросту игнорировал. Тем самым «игра командой» попросту разваливалась.
Только 1 июля, пропустив неизвестное число советских «моторизованных колонн», 17-я танковая дивизия устанавливает контакт с находящимися в Минске немецкими частями. Дивизия восстанавливает разрушенный мост юго-западнее Минска (взорванный 20-й танковой дивизией еще 28 июня), разведывает и размечает путь движения через город.
Тем временем начались первые попытки прорыва из «котла». 21-й стрелковый корпус был самым крупным соединением, попавшим в «котел» к западу от Минска, в районе Новогрудка. После неудачи контрудара главной задачей корпуса стал прорыв к своим. Отходящие 37-я и 24-я стрелковые дивизии, 8-я противотанковая бригада вышли к реке Березина у местечка Бакшты ранним утром 29 июня. Обмелевшая летом речка не представляла трудностей для форсирования вброд пехотой, но для техники имелся всего один мост у села Бакшты. На переправе скопились крупные массы войск, представлявшие собой лакомую цель для авиации. С 5.00 утра до самого вечера скопление людей и техники подвергалось жестоким ударам с воздуха. Генерал Галицкий вспоминал: «…едва рассвело, как в воздухе появились «юнкерсы». Пикируя вдоль реки, они наносили бомбовые удары и буквально поливали пулеметно-пушечным огнем переправлявшиеся через Березину передовые подразделения. Немало бойцов было убито и ранено, разбиты и сожжены десятки автомашин и орудий. Мост был взорван несколькими прямыми попаданиями авиабомб»[187]. По рассказам прошедших этот ад, на переправе было уничтожено ⅔ матчасти. Часть техники все же удалось перетащить через реку по бродам на буксире тракторов и автомашин. Немало оставшихся в строю машин и орудий было переправлено в течение последующей ночи. Однако как организованное соединение, способное к активным действиям, 21-й стрелковый корпус свое существование прекратил. После переправы через Березину его части лишь более или менее организованно пробивались из окружения.
К сожалению, окружаемые к востоку от Минска советские части не обладали той полнотой данных о противнике, которой обладаем сегодня мы. Да что говорить: даже послевоенные исследования советского периода не давали адекватной картины происходившего. Поэтому выбор направления отхода для красных командиров был вещью в какой-то мере случайной. Те, кто выбирал в качестве маршрута прорыва северо-восточное направление, напарывались на прочную оборону 3-й танковой группы, давно и прочно занявшей свои позиции. Здесь шансы на успешный прорыв были минимальными.
В журнале боевых действий 3-й танковой группы 29 июня едва ли не с гордостью отмечалось: «Общая картина на 29 июня: противник в районе Минска в состоянии распада. Организованное сопротивление отсутствует. Отдельные ожесточенные контратаки, по большей части силами танков. Напротив фронта LVII АК противник строит оборонительные позиции. Наши дивизии в течение многих дней подвергались атакам с юга, востока, юго-востока и севера. Все атаки были отбиты, врагу нанесены тяжелые потери, ни одному русскому не удалось пройти через позиции танковой группы. Взято 20000 пленных и перебежчиков (что касается последних, то 600 человек сдалось после огневого налета одной батареи реактивных минометов)»[188]. Советские «катюши» к тому моменту еще не появились на фронте. «Сталинскому органу» только еще предстояло приобрести свою славу. Немецкие реактивные минометы применялись с первого дня войны. Характерный для реактивной артиллерии воющий звук выстрела наверняка производил сильное впечатление. Поэтому последней фразе в приведенной цитате не стоит удивляться. Неудачи в попытках прорваться через немецкие заслоны, несомненно, приводили окружаемых бойцов и командиров в подавленное состояние.
Однако те, кто выбирал маршрут отхода через полосу действий 2-й танковой группы Гудериана, добивались лучшего результата. Остатки 21-го стрелкового корпуса отходили от переправы у Бакшты на юго-восток. У деревни Рубежевичи 24-я стрелковая дивизия попала в «огненный мешок», но сумела его прорвать. Движение двух дивизий и штаба корпуса застопорилось 3 июля только под Дзержинском, на рубеже Минского УРа, на оставленных 108-й стрелковой дивизией позициях. Теперь на них уже сидели немцы и встретили окруженцев пулеметным и артиллерийским огнем.
Командиры 21-го корпуса собрались на совещание. К тому моменту корпус возглавлял его начальник штаба генерал-майор Д.Е. Закутный. Личность эта, надо сказать, достаточно любопытная. В плен генерал Закутный попал уже позднее, в конце июля 1941 г. В плену он пошел на сотрудничество с немцами, стал одним из организаторов и руководителей Комитета освобождения народов России (КОНР). Сподвижник небезызвестного A.A. Власова. После войны был задержан американцами и передан СССР. 1 августа 1946 г. повешен во дворе Бутырской тюрьмы.
Однако 3 июля 1941 г. генерал Закутный был еще вполне лояльным командиром Красной армии. Боеприпасы уже практически отсутствовали, и было решено уничтожить матчасть и прорываться небольшими группами. 24-я стрелковая дивизия составила два отряда, один численностью 1200 человек, другой — 500 человек. Командир дивизии генерал-майор Галицкий возглавил первый отряд. Прорыв небольшими отрядами через разреженное построение немецкой 17-й танковой дивизии прошел успешно. После 350 км перехода по лесам и болотам оба отряда вышли к своим 16 июля в районе Мозыря. Части 17-й и 37-й стрелковых дивизий выходили менее организованно, но тоже мелкими группами просочились к своим.
В районе к западу от Минска собралось множество разных частей. Сюда отошли части 8-й противотанковой бригады И.С. Стрельбицкого, в этот же район вышел И.В. Болдин. Также здесь оказался генерал Борисов, командир 21-го корпуса. Вскоре он погиб. После неудачной попытки прорываться в Минск (считалось, что его еще удерживает Красная армия) собравшиеся к востоку от белорусской столицы окруженцы разбились на мелкие отряды и просачивались на юго-восток. Также в район к западу от Минска вышли со Щары части 3-й армии. 30 июня в расположение отрезанных прорывом Гота в Минск частей 44-го стрелкового корпуса на машинах приехал командующий 3-й армией генерал-лейтенант В.И. Кузнецов с несколькими генералами и полковниками. Уже имевший опыт энергичного прорыва, командарм-3 сразу же взял управление в свои руки. Командир 64-й стрелковой дивизии Иовлев вспоминал: «После обстоятельного обсуждения различных вариантов выхода из окружения генерал Кузнецов продиктовал, а начальник штаба 64-й стрелковой дивизии полковник Белышев записал приказ следующего содержания: «Под своим командованием объединяю две дивизии (64-ю, 108-ю) и мелкие разрозненные части. Всем прорываться на юг в районе станции Фаниполь, затем повернуть на юго-восток в общем направлении на Бобруйск, Гомель, где соединиться с частями Красной армии. Выход начать в ночь с 1 на 2 июля». К тому моменту в дивизиях еще оставалась артиллерия. Прорыв прошел в целом успешно, были даже подбиты немецкие танки и захвачены пленные. Как нетрудно догадаться — из состава 17-й танковой дивизии. И Иовлев, и Кузнецов вышли к своим. Последний прошел всю войну, а в апреле 45-го командовал 3-й ударной армией, первой вышедшей к Рейхстагу.
Остатки 11-го механизированного корпуса Мостовенко вышли из Новогрудка в район Столбцов в ночь с 1 на 2 июля 1941 г. Отход «моторизованной колонной», как это происходило несколько дней назад под Минском, был уже нереален. Попытка прорваться с боем через заболоченную речку Уша у деревень Бол. Жуховичи, Будзевичи[189] 2 июля была безуспешной. В этом бою, согласно докладу Мостовенко, погиб командир 29-й танковой дивизии полковник Студнев. Части 11-го мехкорпуса разбились на небольшие группы и далее просачивались через немецкие позиции и выходили к своим уже пешим порядком. Сам генерал Мостовенко вышел из окружения 14 июля 1941 г.
Мне приходится останавливаться в первую очередь на судьбах управлений соединениями, т. к. они хотя бы оставили письменные доклады о своих действиях. Однако по образу и подобию их прорывов выходили из окружения отдельные части и группы бойцов и командиров Красной армии. См. выше описание попытки прорыва трех советских танков через Слоним, организованного их экипажами.
Однако не всем окруженным в районе Новогрудка частям удалось прорваться из «котла», пусть даже мелкими группами. Бои с окруженными советскими частями продолжались несколько дней. Причем немцам пришлось задействовать для борьбы с ними значительные силы, в том числе танки. 12-я танковая дивизия 3-й танковой группы надолго задержалась под Минском, несмотря на настойчивые просьбы Гота высвободить ее для дальнейших наступательных операций на Витебском направлении. Более того, в журнале боевых действий группы Гота за 5 июля имеется запись: «16.00 — По прямому приказу 4-й ТА 12-я тд и 53-й пп 14-й пд начинают наступление на запад для зачистки Новогрудского котла», т. е. даже спустя несколько дней после окончательного окружения советских войск борьба продолжалась.
Слова «бои за Белосток и Минск закончены» прозвучали в оперативном донесении группы армий «Центр» от 8 июля 1941 г. В нем также содержалась заявка на пленных и трофеи:
«Группа армий «Центр» вела бои с четырьмя русскими армиями, насчитывающими в своем составе около 32 стрелковых дивизий, 8 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад и 3 кавалерийских дивизий.
Из них были разгромлены:
22 стрелковых дивизии;
7 танковых дивизий;
6 мотомеханизированных бригад;
3 кавалерийские дивизии.
Остальные соединения противника, которым удалось избежать окружения, ослаблены в своей боеспособности. Потери противника убитыми весьма велики.
Предварительные данные о пленных и трофеях до 8.7 составляют:
289 874 пленных, в их числе имеются командиры корпусов и дивизий;
2385 захваченных или уничтоженных танков, в том числе тяжелых;
1449 орудий;
246 захваченных самолетов»[190].
Небезынтересно отметить, что общий итог по количеству взятых пленных существенно превосходит промежуточный итог по «котлу» в районе Белостока и Волковыска. Тогда, напомню, было заявлено о захвате 116 100 пленных. Вопрос с потерями будет еще обсуждаться подробнее ниже. Здесь же имеет смысл дать небольшую качественную оценку. Во-первых, из «пехотного котла» многим удалось прорваться в район к западу от Минска. Однако они израсходовали боеприпасы, горючее, потеряли технику. Поэтому не все из усталых и измученных длительными боями людей сумели прорваться через жидкое «сито», выставленное Гудерианом. Во-вторых, в районе Новогрудка попали под удар тыловые службы войск Западного фронта. В итоге боеспособность войск в окружении к западу от Минска была существенно снижена. Трудно было ожидать от них дерзких прорывов.
Одновременно бросается в глаза то, что количество захваченных орудий оказывается практически неизменным. В предварительном донесении цифра даже ниже, чем в донесении по Белостоку— Волковыску. Орудия быстрее, чем танки, оказывались небоеспособными, без боеприпасов. Также запряжки и орудия на прицепе тягачей были куда уязвимей для ударов с воздуха. Все это привело к быстрому выбиванию артиллерии войск Западного фронта, ставшей трофеем наступающих немецких войск.
В донесении от 8 июля также подчеркивалось, что сообщенные данные, являются предварительными и окончательные цифры, скорее всего, будут еще больше. Уже к 10 июля они действительно существенно выросли. Новые данные были заметно выше ранее доложенных величин:
«Захвачено пленных — 323 898; Захваченных и уничтоженных танков — 3332; Орудий — 1809; Захвачено 339 самолетов»[191].
Эта цифра также не стала окончательной. Позднее, уже в сентябрьском 1941 г. отчете штаба группы армий «Центр», были указаны в качестве итогов боев под Белостоком и Минском: 338 493 человек пленных, 3188 танков, 1830 орудий (включая противотанковые и зенитные) и 344 самолета[192]. Любопытно отметить, что количество захваченных и уничтоженных танков было откорректировано в сторону уменьшения, при некотором возрастании остальных цифр. В окончательном варианте также выросло число заявленных как уничтоженные соединения Красной армии. Теперь утверждалось, что войсками группы армий «Центр» было уничтожено не 22, а 38 стрелковых дивизий, не 7, а 8 танковых дивизий.
Сравнение немецких данных с советскими вызывает если не оторопь, то сильное удивление. По горячим следам событий в середине июля 1941 г. в отделе укомплектования штаба западного направления сделали оценочный расчет потерь в «котле». Для советского командования он был единым, минским. Был получен следующий результат:
Четыре стрелковых корпуса с корпусными частями (×3500)[193] — 14 000 чел.;
Три мехкорпуса с корпусными частями и дивизиями (×30 000)[194] — 90 000 чел.;
Один кавкорпус с корпусными частями и дивизиями (×13 000)[195]— 13 000 чел.;
50% воздушно-десантного корпуса (×8000)[196] — 4000 чел.;
Десять стрелковых дивизий (×10 500)[197] — 105 000 чел.
Три бригады ПТО (×7 000)[198] — 21 000 чел.
Четыре артполка РГК (×1400)[199] — 5600 чел.
Итого — 252 600 чел.
Разумеется, не все эти 250 с лишним тысяч человек были потеряны. В пояснениях к расчетам указывалось: «Из этого количества в данное время собрано и обращено на укомплектование 25–30 000 чел. Сбор людей продолжается»[200]. Учитывая, что отдельные группы выходили к своим в конце июля и даже начале августа, можно оценить число погибших или попавших в плен в белостокско-минском «котле» примерно в 200 тыс. человек в расчете на боевые войска.
Возникает законный вопрос: насколько корректны были расчеты и исходные данные для них? В качестве расчетных величин (10 500, 30 000) принималась ориентировочная численность соответствующих частей и соединений по штатам мирного времени. Здесь не было никакого лукавства. К началу войны соединения Западного особого военного округа действительно находились в статусе дивизий и корпусов мирного времени. При этом они не дотягивали до штата, действительно составлявшего примерно 10 500 человек. Так, 113-я стрелковая дивизия, по данным на 1 июня 1941 г., насчитывала 10 375 человек, 13-я стрелковая дивизии по данным на 25 мая 1941 г., — 9952 человека. При этом при проведении сборов приписного состава в мае — июне 1941 г. ни одна из перечисленных выше стрелковых дивизий не пополнялась. Так что 10 500 человек — это даже слегка завышенная оценка. Не обошлось, правда, без заниженных оценок. Реальная численность 6-го кавкорпуса на 1 июня 1941 г. составляла все же не 13 (00 ровно, а чуть больше — 13 583 человека.
В целом, конечно, расчеты отдела укомплектования западного направления нельзя назвать безупречными. В них, например, не учтены попавшие в окружение непосредственно под Минском части 44-го стрелкового корпуса. Также не учитываются тыловые подразделения и части боевого обеспечения Западного фронта, оказавшиеся в окружении вместе с перечисленными стрелковыми и механизированными корпусами. Конечно, ввиду специфики ситуации, когда округ вступил в бой неотмобилизованным, тыловые части составляли меньшую часть его численности. Сокращение численности армии мирного времени достигается не в последнюю очередь содержанием в уменьшенном составе тылов и частей боевого обеспечения. Поэтому с попадавшими уже в ходе войны в «котлы» армиями и даже фронтами сравнивать будет некорректно.
Можно попробовать восполнить этот пробел в расчетах отдела укомплектования западного направления. Согласно одному из последних предвоенных донесений, Западный особый военный округ насчитывал 413 тыс. человек. 24 стрелковых дивизий насчитывали 254 тыс. человек. Кавкорпус насчитывал почти 14 тыс. человек, танковые войска — 82 тыс. человек, артиллерия — 38 тыс. человек. Итого на части боевою обеспечения остается около 25 тыс. человек, или 6% общей численности. Если принять это соотношение, то можно принять в качестве расчетной численности попавших в окружение войск цифру 270 тыс. человек.
Так или иначе, разница в названных сторонами цифрах — огромная. Даже если предположить, что указанные окруженные части целиком попали в плен, почти 340 тыс. получить сложно. Незадолго до войны, в апреле 1941 г., весь Западный особый военный округ, включая войска связи, ПВО и железнодорожные войска, насчитывал всего 413 160 человек[201]. Согласно известному статистическому справочнику «Боевой и численный состав Вооруженных сил СССР», численность войск Западного фронта к началу войны составляла 671 165 человек, в том числе 71 715 человек, призванных на сборы[202]. Не совсем понятна, правда, структура этой цифры, т. е. что именно в нее включили составители справочника.
В любом случае в окружение попал отнюдь не весь фронт в полном составе. Многие соединения оказались вне «котла», в окружение попала лишь половина имевшихся к началу войны стрелковых дивизий (даже с учетом двух дивизий 44-го ск под Минском). Темпы захвата пленных также были довольно скромными. До 2 июля 3-я танковая группа под Минском берет 20 тыс. пленных. 1 июля 17-я танковая дивизия отчиталась всего о 1200 пленных. На следующий день картина не изменяется. 5-й пулеметный батальон берет ночью и рано утром 2 июля 2000 пленных, части 63-го мотопехотного полка северо-восточнее Койданова — 1500 пленных, столько же пленных собирает полк «Великая Германия». Кроме того, сами немцы неоднократно подчеркивали, что потери советских войск убитыми были исключительно велики. Одним словом, даже 150–200 тыс. пленных в «котле» под Белостоком и Новогрудком представляются предельной величиной, не говоря уж о 338 тыс. человек.
Однако у всей этой весьма странной и запутанной истории есть одно объяснение. Оно прочитывается из дневника командующего группой армий «Центр» фон Бока. 2 июля Гальдер докладывал Гитлеру состояние дел на востоке, и в частности освещал ситуацию в районе Минска. Начальник германского Генерального штаба бодро сообщил, что в результате достигнутого ГА «Центр» успеха противнику не удастся создать на этом участке организованного фронта. Фюрер отнесся к этому заявлению скептически и задал сакраментальный вопрос: «Где, в таком случае, пленные?» Фон Боку пришлось оправдываться, что 100 000 человек пленных, взятых в «котле» у Белостока и Волковыска, это тоже неплохо. Буквально через несколько дней, подобно фокуснику, извлекающему кролика из шляпы, командование группы армий «Центр» докладывает почти о 290 тыс. пленных. Вскоре эта цифра зашкаливает за 300 тыс. человек. Нам словно говорят: «Фюрер хотел пленных? Получите и распишитесь!» Могли быть, конечно, более простые причины нестыковки советских и немецких данных: гримасы двойного подсчета, интерпретация как «пленных» военнообязанных и т. п. Так или иначе, завышение числа пленных в докладах «наверх» не является чем-то исключительным для обеих сторон в той войне. Даже в одном из донесений группы армий «Центр» позднее было сказано: «…иногда бывает неизбежен двойной подсчет пехотными и танковыми соединениями».
Вопрос о потерях немецких войск в сражении на окружение под Минском и Белостоком пока остается открытым. Имеются только отрывочные данные о потерях соединений и объединений группы армий «Центр». Согласно журналу боевых действий 3-й танковой группы, она потеряла: «Убитыми: 48 офицеров и 387 солдат, ранеными — 75 офицеров и 1111 солдат, пропали без вести 2 офицера и 146 солдат».
Также в оперативной сводке группы армий «Центр» за 2 июля было сказано следующее:
«О собственных потерях имеются частичные данные от 4 и 9 армий и 3 танковой группы.
Имеется:
Убитых — 221 офицер, 2655 унтер-офицеров и рядовых;
Раненых — 389 офицеров, 7125 унтер-офицеров и рядовых;
Пропало без вести — 20 офицеров, 945 унтер-офицеров и рядовых»[203].
Следует отметить, что это именно потери армий, без учета подчиненных непосредственно группе армий частей и соединений.
Полных данных о потерях 2-й танковой группы за указанный период не имеется, однако есть данные о потерях XXXXVII танкового корпуса: «Потери с начала кампании и до 2.7.41: 17-я тд — 41 офицер и 612 нижних чинов — 4,1%. 18-я тд — 73 офицера и 1273 нижних чина — 8,4%. 29-я пд — 56 офицеров, 970 нижних чинов — 7,1%»[204]. Следует заметить, что потери 18-й танковой дивизии Неринга являются едва ли не рекордными среди всех танковых дивизий, участвовавших в приграничном сражении июня 1941 г. Так, в Дубненских боях даже больше всех пострадавшая 11-я танковая дивизия потеряла лишь несколько больше 1 тыс. человек. Так или иначе, корпус Лемельзена прибавляет к общим потерям группы армий сразу 3 тыс. человек. Потери остальных корпусов группы Гудериана вряд ли были такими же тяжелыми. Их можно оценить в 1–2 тыс. человек, учитывая, что XXXXVI моторизованный корпус был введен в бой только 28 июня.
Таким образом, 10 дней боев обошлись группе армий «Центр» примерно в 15–16 тыс. человек. Если пользоваться данными из дневника Гальдера, то потери ГА «Центр» в приграничном сражении составили примерно треть от общих потерь германской армии на Восточном фронте. В любом случае, ввиду характера сражения, потери немцев были, к сожалению, существенно ниже, чем потери советских войск. Численное превосходство и упреждение в развертывании делали свое черное дело.
Вперёд>>
Просмотров: 14118
statehistory.ru
Алексей Исаев. Заключение. Первый блин — комом. Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. История России. Библиотека.
Заключение. Первый блин — комом
Уже в ходе поверхностного анализа событий в Белоруссии в июне и в первые дни июля 1941 г. в глаза бросается одна деталь. Разнообразные «котлы» 1941–1942 гг. всегда собирали обильный урожай пленных из рядов высшего командного состава Красной армии. В уманском «котле» это командующие 6-й и 12-й армиями генералы Музыченко и Понеделин. В киевском «котле» это командующий 5-й армией Потапов. В мелитопольском «котле» погиб командарм-18 Смирнов, Под Вязьмой попали в плен командарм-19 генерал Лукин, командарм-20 генерал Ершаков, командарм-32 Вишневский, погиб командарм-24 генерал Ракутин. Под Харьковом в мае 1942 г. погибли сразу несколько прославленных генералов, включая вырвавшегося из киевского «котла» Костенко. Помимо него погибли командующий 6-й армией генерал Городнянский, командующий 57-й армией Подлас, командующий армейской группой Бобкин. При окружении 2-й ударной армии под Любанью в плен попал небезызвестный генерал Власов. В случае с белостокским и минским «котлами» это правило не работает. Управления 3-й и 10-й армий благополучно избежали и плена, и гибели. При этом дело обошлось без вывоза командующих самолетами. Более того, некоторые попавшие в плен генералы, командовавшие соединениями 3-й и 10-й армий, попали в плен уже много позднее описываемых событий. Например, командир 4-й танковой дивизии Потатурчев попал в плен уже в гражданской одежде аж в августе 1941 г. Из неплотного «котла» под Минском ему удалось ускользнуть. То же можно сказать о командире 21-го стрелкового корпуса генерале Закутном. Уже одно это заставляет задуматься.
При внимательном изучении событий в полосе группы армий «Центр» не оставляет чувство, что немецкое командование сделало все, чтобы окружение войск 3-й и 10-й армий не состоялось. Гудериан, фактически игнорируя приказы сверху, рвался на восток, оставив под Минском слабое прикрытие. Более того, именно кто-то из его непосредственных подчиненных умудрился утратить карту, заставившую советское командование бросать все и прорываться. Верховное командование заставило фон Бока повернуть в тыл Западного фронта пехотные дивизии, стремясь образовать «малый котел» под Белостоком. Побочным эффектом этого было снижение плотности заслона под Минском. Если бы не сложные условия местности, вставшие на пути отходящих 3-й и 10-й армий болота, у них был бы неплохой шанс прорваться. Если же рассматривать ситуацию с точки зрения немцев, то пропуск значительной части окруженных войск в район Новогрудка из «бутылочного горла» трудно назвать успехом.
Шутки шутками, а выдвижение немецким командованием против прорывающейся 10-й армии и остатков 6-го мехкорпуса одного армейского корпуса за другим оставляет весьма странное впечатление. В операции на окружение в Белоруссии нет изящества и лихости, которую обычно приписывают германской военной школе. В сущности, успех был достигнут немцами в первую очередь за счет подавляющего превосходства в силах, а не за счет их продуманного использования. Напротив, командование окруженных армий достаточно хорошо держало войска в руках и энергично принимало меры к прорыву. Несмотря на изначально слабые силы, имевшиеся в его распоряжении.
Может возникнуть закономерный вопрос: а стоило ли вообще немцам заботиться о плотном окружении советских войск под Минском? 29 июня фон Бок с досадой писал в своем дневнике:
«Это не работа, а какое-то дьявольское наваждение! Если мы задействуем для этого в районе Минска танки ударных групп, они будут скованы там до тех пор, пока не будет ликвидирован весь белостокско-минский «котел». А я хочу как можно быстрей выйти к Днепру или по крайней мере захватить мосты через Березину — чтобы не драться за эти мосты позже. Так что придется заниматься этим сейчас. Надо было замыкать кольцо окружения не у Зельвы и Минска, а на Березине!»
Перед нами новый виток метаний относительно глубины «клещей» окружения. Половинчатая политика, когда одна танковая группа рвалась вперед, а вторая стояла стеной на западном фасе «котла», только вредила дальнейшему развитию операций. Оптимальным было бы единообразие: или все идут вперед, или все стоят стеной. Собственно, такая политика («все стоят стеной») вовсе не мешала захватить переправу у Борисова. Только это можно было сделать одной из дивизий 3-й танковой группы.
Разумеется, сами по себе метания командования группы армий «Центр» были в первую очередь следствием осознания скудости добычи в Белостокском выступе. Сколько бы потом не заявлялось сотен тысяч пленных в итоговых сводках. Задачей «Барбароссы» было уничтожение войск Красной армии. Упрежденный в развертывании Западный особый военный округ был, прямо скажем, не пределом мечтаний на этом поприще. Возможно, более подходящей для немцев формой операции в Белоруссии было бы что-то вроде советской Висло-Одерской операции. Другими словами, следовало прорываться как можно дальше вперед, не обращая внимания на развалившуюся линию обороны противника. Тогда, в январе 1945 г., советские войска продвинулись вперед почти на 500 км, не утруждая себя операциями на окружение. Тем не менее итогом операции стали многочисленные пленные, почти 150 тыс. человек. Удар немецких танковых групп сразу на большую глубину в июне 1941 г. мог улучшить условия вступления их в бой с армиями внутренних округов на рубеже Зап. Двины и Днепра.
В какой-то мере германское командование стало заложником своей стратегии использования самостоятельных механизированных соединений в рамках специальных объединений — танковых групп. Это тоже было своего рода уничтожением видового разнообразия в использовании танковых войск. Наличие у 4-й и 9-й армий своего собственного эшелона развития успеха в лице одной-двух танковых дивизий в каждой армии дало бы им большую самостоятельность. Гот и Гудериан могли бы рваться вперед без существенного ущерба для проведения операции на окружения. Полевые армии были бы в состоянии сами замкнуть «котел» выдвижением собственных механизированных соединений. Без всевозможных импровизаций со сколачиванием передовых отрядов из подвижных частей пехотных дивизий. Импровизированные отряды чаще всего были обречены на провал при столкновении со сколь-нибудь сильным и энергичным противником. Белостокский «котел» дал тому несколько показательных примеров. В случае же использования собственных механизированных эшелонов развития успеха немецкие 4-я и 9-я армии могли и не пропустить в район Новогрудка крупных сил Красной армии, с которыми пришлось сражаться до начала июля.
К слову сказать, в Красной армии второй половины войны была практика подчинения общевойсковым армиям отдельных танковых и даже механизированных корпусов (эквивалента танковой дивизии). Это позволяло проводить операции на окружение даже без участия танковых армий, которых было всего шесть на все фронты.
Однако при всей резкости оценок метаний немецких командующих нельзя не отметить серьезных промахов их советских оппонентов. Генерал Мостовенко позднее писал в отчете о действиях своего корпуса: «К нашему стыду следует сказать, что мы, даже высший комсостав, своего театра не знали и не использовали его особенности»[205]. К безусловным промахам следует также отнести потерю штабом 10-й армии управления войсками в критический момент прорыва у Зельвы. Штабу Голубева целесообразно было бы остаться в районе Зельвы и координировать действия стрелковых и танковых частей в ходе прорыва. Возможно, в этом случае прорыв был бы более организованным. Хотя в условиях поворота к Зельве XII корпуса шансы на его успех были, прямо скажем, призрачными.
Важную роль в разгроме войск Западного фронта сыграла немецкая авиация. Отходящие колонны были лакомой целью для бомбардировщиков. К слову сказать, то же самое наблюдалось летом 1944 г., во время проведения операции «Багратион». Многие взятые в плен немецкие генералы говорили о том, что судьбу группы армий «Центр» предопределил разгром отступающих дивизий с воздуха советской авиацией. Также авиация всегда оказывалась самым маневренным резервом. Она активно использовалась под Зельвой и Деречином в критический момент прорыва «55-тонных танков», у плацдарма Кароле и в других точках.
Отдельным, увлекательнейшим жанром военно-исторической и мемуарной литературы являются рассказы на тему «Если бы директором (командующим) был я». Спустя много лет делается попытка найти правильное решение возникшей когда-то оперативной задачки. Мысли и рассуждения на эту тему часто бывают небезынтересными. Вдвойне интересны такие оценки из уст непосредственных участников изучаемых событий. Окружение Западного фронта не избежало этой участи, разбора возможных вариантов более эффективных действий войск. Версия бывшего начальника штаба 4-й армии Л.М. Сандалова выглядела следующим образом:
«Одним из правильных решений могла явиться организация совместной круговой обороны войск 10-й и 3-й армий в районе Белосток, Беловежская Пуща, Волковыск под единым командованием находившегося в войсках заместителя Народного комиссара обороны Г.И. Кулика и заместителя командующего фронтом генерала И.В. Болдина или, наконец, одного из командующих армиями, рассчитанной на длительные бои в условиях окружения. Сил для организации такой обороны имелось еще достаточно. Такая оборона при четком управлении войсками, при жесткой дисциплине и при экономном расходовании средств могла надолго приковать к себе основные силы группы армий «Центр», что позволило бы выдвинуть на тыловые оборонительные рубежи отмобилизованные войска фронта и войска из глубины страны»[206].
При всем уважении к товарищу Сандалову этот план нельзя назвать иначе как утопией. Несомненно, он базируется на последующем опыте войны, в первую очередь немецких «фестунгах» («крепостях») ее заключительного периода. Во-первых, чаще всего ядром «крепости» был крупный город с каменными постройками. Бетонные и каменные постройки становились импровизированной линией обороны. Окруженная 6-я армия Паулюса под Сталинградом оперлась на старую советскую линию обороны к западу от города. Ничего подобного у войск 3-й и 10-й армий не было, они не могли занять какие-либо фортификационные сооружения. «Линия Молотова» была оставлена при отступлении от границы, «линия Сталина» была еще далеко к востоку от Волковыска. Также одним из основных условий существования «фестунга» является наличие крупных запасов или же относительно регулярное снабжение по воздуху. Эти варианты в той или иной степени сочетались. Обеспечить снабжение окруженных под Волковыском войск по воздуху ВВС Красной армии не могли. Прежде всего ввиду отсутствия парка транспортных самолетов, способных снабжать почти многотысячную группировку двух армий. Местных ресурсов было явно недостаточно. Наконец следует помнить, что окруженные войска подвергались атакам с разных направлений еще в ходе отступления на восток. У немцев было вполне достаточно сил, точнее даже достаточное численное превосходство, для разгрома советских войск под Волковыском «грубой силой». Собственно, так оно и произошло в реальности. Кроме того, странно было бы ждать от людей повального самопожертвования. Немецкие «крепости» в той или иной степени согревала перспектива деблокирования. При исчезновении такой перспективы чаще всего следовал прорыв. Одним словом, крупный «фестунг» был в реалиях 1941 г. нереализуем. В масштабах одного города «фестунг по-русски» был еще возможен, далее будет рассмотрен пример такой «крепости» в узле коммуникаций.
Подводя итог вышесказанному, можно сказать следующее. «Котлы» под Минском и Белостоком (Волковыском), конечно, не могут быть поводом для гордости. Как, впрочем, и любое поражение. Однако они должны остаться в памяти как пример организованного, упорного и во многих аспектах профессионально организованного сопротивления горстки соединений мирного времени превосходящей их по численности группировке противника. Шансов на выживание у двух советских армий практически не было. Они лишь максимально дорого продали свою жизнь и выиграли время на организацию сопротивления на рубеже Западной Двины и Днепра.
Вперёд>>
Просмотров: 10499
statehistory.ru
Потери в Белостокско-Минском сражении 1941 года
22 июня 1941 года по предложению наркома обороны маршала Тимошенко С.К. Прибалтийский, Западный и Киевский особые военные округа были преобразованы в Северо-Западный, Западный и Юго-Западные фронты. А буквально через два дня были созданы Северный и Южный фронты… Однако никто в те дни из высшего военного руководства и высшего руководства страны еще не знал размеров уже случившейся катастрофы…
Западный фронт насчитывал в своем составе три армии. 3-я под командованием генерал-лейтенанта Кузнецова В.И. (4 стрелковые дивизии и механизированный корпус) занимала оборонительный рубеж в районе Гродно. 10-я под командованием генерал-майора Голубева К.Д. (2 стрелковых, 2 механизированных корпуса и 1 кавалерийский) располагалась в Белостокском выступе. 4-я под командованием генерал-майора Коробкова А.А. (7 дивизий) прикрывала район Бреста. Но это первый эшелон. Войска же второго эшелона Западного округа, а потом и фронта еще только выдвигались к государственной границе.
Против Западного фронта немцы сосредоточили самую мощную группировку своих войск. Всего 50 дивизий: 31 пехотную, 9 танковых, 6 моторизованных, 3 охранных и 1 кавалерийскую. Кроме внезапности противник использовал здесь и хорошие знания военного искусства. Так, 3-я танковая группа противника наносила главный удар в Литве, с тем чтобы затем выйти в тыл советского Западного фронта. На южном фланге действовала 9-я немецкая армия, которая с фронта атаковала 3-ю армию генерала Кузнецова и, отбросив ее, заняла Гродно. На фронте 10-й армии генерала Голубева немцы вели отвлекающие действия, однако на южном фасе 4-я армия под командованием генерал-фельдмаршала Г. фон Клюге нанесла сокрушительный удар в направлении Бельск. В районе Бреста 2-я танковая группа с ходу атаковала 4-ю армию генерала Коробкова.
Солдаты из немецкой пехотной 101-й дивизии конвоируют пленных командиров Красной Армии по мосту через реку Сан в пограничном городе Перемышль, 1941 г.
Западным фронтом командовал генерал армии Павлов Д.Г. В Кремле еще не представляли, что немецкие войска смогли нарушить, а на Западном фронте почти полностью парализовать управление и связь. Генерал армии Павлов уже через несколько часов после начала вторжения потерял нити управления войсками своего фронта. «Начиная с утра 23-го иллюзии, которые еще питал Сталин, начали быстро испаряться. Дважды он пытался связаться лично с Павловым Д.Г., но оба раза из штаба Западного фронта односложно отвечали, что «командующий находится в войсках». Ничего определенного не удалось добиться и от генерал-майора Климовских В.Е., начальника штаба фронта. Появилась страшная догадка: штаб потерял управление войсками и не контролировал катастрофическое развитие событий.
Командующий фронтом, которому оставалось пробыть на этом посту всего неделю, из отрывочных сведений, поступавших в штаб, на четвертый день войны понял, что подвижные группы войск противника через два-три дня могут выйти к Минску с северо-запада и юго-запада. Войска 3-й и 10-й армий фронта, действовавшие в белостокском выступе, оказались в тяжелом положении. Их обошли с флангов, а частично и с тыла». (Волкогонов Д.А. «Сталин. Политический портрет», кн. 2, М., 1996.) В соответствии с приказом из Москвы Военный совет Западного фронта днем 25 июня направил в войска директиву об отходе на восток.
Осталось неизвестным, дошло ли до исполнителей содержание этой уже невыполнимой в сложившихся условиях директивы. 27 июня советские войска оставили Белосток, и, чтобы сохранить пути отхода, вели бои в районе Волковыска и Зельвы. А на следующий день немцы заняли Волковыск и пути отхода этим армиям были перерезаны. 1 июля 1941 года две немецких армии (4-я и 9-я) завершили окружение советских войск, отступавших в Белостокском выступе. Враг господствовал в воздухе, а из-за недостатка истребителей, зенитных орудий и боеприпасов к ним наши войска с воздуха не прикрывались.
По плану прикрытия государственной границы, новая 13-я армия под командование генерал-лейтенанта Филатова П.М. должна была занять оборону на южном фасе Белостокского выступа. К исходу 28 июня большая часть войск 13-й армии находилась восточнее Минска. К городу с северо-запада и юго-запада рвались немецкие танки. Встречая на том или ином участке фронта упорное сопротивление, танковые соединения противника, не ввязываясь в затяжные бои, стремились обойти их с флангов. В 17 часов 28 июня 12-я танковая дивизия группы Гота после упорного боя ворвалась в столицу Белоруссии, а на следующий день танковые группы Гота и Гуериана соединились. Войска 13-й армии в основном успели отойти на восток и развернуться на рубеже Борисов, Смолевичи, р. Птичь. Соединения 3-й и 10-й армий, отступавшие из Гродно и Белостока на Новогрудок, Минск, оказались в окружении.
О том, что немцы ворвались в Минск и окружили 3-ю и 10-ю армии, а также 21-й стрелковый корпус 13-й, Сталин узнал только 29 июня. И, как пишет В.А. Анфилов, именно «в тот день, 29 июня, когда после захвата врагом Минска у всех политических и государственных руководителей открылись глаза, какая угроза нависла над страной…» (Анфилов В.А., Голиков Ф.И. «Загадка 1941 года. О войне под разными ракурсами», М., 2005).
Именно в Белостокско-Минском сражении (22 июня — 8 июля) большая часть войск Западного фронта попала в окружение. Фронт был фактически уничтожен за первые две недели войны. Из 625 тыс. человек своего состава он потерял около 420 тыс… Командующий фронтом Герой Советского Союза генерал армии Павлов Д.Г. был отстранен от командования и арестован. 22 июля 1941 года по приговору суда его расстреляли. Вместе с ним были расстреляны начальник штаба фронта генерал-майор Климовских В.Е. и начальник связи фронта генерал-майор Григорьев А.Т. Также были арестованы и расстреляны начальник артиллерии фронта генерал-лейтенант Клич Н.А., командир 14-го мехкорпуса генерал-майор Оборин С.И. и командующий 4-й армией генерал-майор Коробков А.А.
4-й стрелковый корпус 3-й армии Западного фронта, которым командовал генерал-майор Егоров Е.А., участвуя в приграничном сражении, прикрывал фас Белостокского выступа и район Гродно. Уже на третий день войны связь корпуса со штабом 3-й армии и 56-й стрелковой дивизией была потеряна. «К исходу 28 июня в распоряжении командира корпуса генерал-майора Е.А. Егорова оставалось чуть больше полка, — говорится в книге «Комкоры». — Присоединив к ним отходящие части 85-й стрелковой дивизии, он отдал приказ остаткам корпуса занять оборону в районе местечка Деречин и после непродолжительных боев — отходить на восток к реке Щара. При отходе колонна штаба корпуса попала под огонь противника, Е.А. Егоров был ранен и 29 июня 1941 г. попал в плен».
На второй день войны 11-й механизированный корпус 3-й армии Западного фронта по распоряжению Генерального штаба принимает участие в контрударе с общим направлением на Белосток. А на четвертый день с большими потерями в живой силе и технике (в корпусе осталось около 60 танков и 20 бронеавтомобилей) отступает в направлении Новогруцка. 28 июня оставшиеся части 11-го мехкорпуса совместно с частями 6-го кавкорпуса ведут бои в окружении в районе реки Щара. Заместитель командира 11-го мехкорпуса генерал-майор Макаров П.Г. при попытке выйти из окружения попадает в немецкий плен 8 июля, а командующий артиллерией 11-го мехкорпуса генерал-майор Старостин Н.М. — в начале августа, столкнувшись с большой группой немецких солдат.
Остатки 11-го мехкорпуса вышли из окружения 14 июля 1941 года возле станции Рабкор, что в 80 километрах от Бобруйска. И если генерал Макаров оказался в плену раньше этой даты и просто не дошел до заветной станции, то генерал Старостин, как начальник артиллерии, задержался в окружении по уважительной причине. Ему пришлось руководить закапыванием всех оставшихся орудий артиллерии корпуса, к которым уже не было снарядов.
113-я стрелковая дивизия начало войны встретила в составе 5-го стрелкового корпуса 10-й армии Западного фронта. На второй день войны связи с 113-й дивизией, которой командовал генерал Алавердов, уже не было. Предположительно эта дивизия уже на второй день войны находилась в окружении и в течение последующих нескольких дней полегла на поле брани у поселка Семятичи. Сам командир соединения генерал Алавердов Х.Н. был взят в плен 1 июля 1941 года, при попытке выйти из окружения.
29-я моторизованная дивизия 23 июня 1941 прикрывала левый фланг своего 6-го механизированного корпуса 10-й армии. Затем 29-я дивизия прикрывала находящиеся в тылу части 27-й стрелковой дивизии и сосредоточение за ее левым флангом 6-й кавалерийской дивизии 6-го кавалерийского корпуса. И если еще днем 26 июня дивизия продолжала удерживать свои позиции, то к концу дня была оттеснена противником. В июле она попала в окружение в районе Гродно — Белосток — Минск.
Например, вот что вспоминал инструктор пропаганды 106-го полка 29-й мотодивизии Фролов В.Е. о событиях, произошедших 29 июня 1941 года: «…В районе местечка Деречин — прорыв с боем. Тут была настоящая мясорубка. Помимо нас, тут собралось разных частей около 15 тысяч человек. Всю ночь, окружив, нас расстреливали в упор, давили танками, и немногие в эту ночь остались в живых. Шли на восток, собирались снова и шли с надеждой прорваться к своим». 17 июля 1941 г. командир 29-й мотодивизии генерал Бикжанов И.П., переодевшись в гражданскую одежду, с группой офицеров двинулся на восток. Но уже 25-го числа у деревни Заболотье, под Бобруйском, был взят немцами в плен. Свои документы и форму он предусмотрительно зарыл в земле.
Когда в конце июня танковые группы противника отрезали пути отхода двум армиям Западного фронта, отходившим от Гродно и Белостока, войска этих армий, а также части 6-го кавалерийского корпуса 10-й армии, были окружены в районе Налибокской пущи. Те, кто не погиб, мелкими группами выходили из кольца через Неман и Березину в Полесье. Командир 6-го кавкорпуса генерал Никитин И.С., будучи тяжело раненным, практически в бессознательном состоянии был захвачен в плен.
4-я танковая дивизия 6-го мехкорпуса 10-й армии в течение всего дня 23 июня 1941 года, выполняя противоречивые приказания вышестоящего командования, совершала бесконечные марши… Утром 24 июня она наконец-то перешла в наступление, но в результате тяжелого боя была остановлена на подступах к Гродно. На следующий день 4-я дивизия уже отходила за Свислочь. Дивизия пыталась прорвать немецкую оборону на рубеже реки Зельвянки южнее Зельвы. 30 июня стало последним днем этих организованных попыток прорыва. Командир 4-й танковой дивизии генерал Потатурчев А.Г. был взят в плен в гражданской одежде в Бобруйске. Его выдал предатель, бывший вольнонаемный из тыла дивизии, предложивший на время укрыться и подлечиться в доме своего родственника.
13-я стрелковая дивизия 5-го стрелкового корпуса 10-й армии уже на второй день войны была вынуждена под давлением противника отступить. 24 июня она занимает оборону по реке Нарев, а 26 июня совершает отход в Супрасельскую пущу, где рассыпается на неорганизованные группы. Ее командир генерал Наумов А.З. попал в плен в июле 1941 года под Осиповичами, что находится в 136 километрах на юго-запад от Могилева.
36-я кавалерийская дивизия была поднята по тревоге ровно в 4 часа. Вскоре она выступила на соединение с 6-й кавалерийской дивизией с целью совместного отражения наступления противника на ломжевском направлении. Попав под удар немецкой авиации, соединение только к вечеру сосредоточилось юго-восточнее Белостока. Как сообщается в официальных источниках, «дивизия участвовала в приграничном сражении, во фронтовом контрударе на белостокском и гродненском направлениях. В этих боях она была разбита, и ее остатки вели бои в окружении». Что же касается командира дивизии генерала Зыбина Е.С., то 28 августа 1941 года в районе деревни Клетное Волковысского района в Белоруссии он попал в плен…
С 28 июня 1941 года части 172-й стрелковой дивизии сосредотачивались в районе Могилева. Вместе с горожанами они создавали полевые сооружения, окопы и ходы сообщения. Командир дивизии генерал Романов М.Т. прибыл на место со своим штабом к 31 июня. Соединение заняло оборону по западному берегу Днепра. Его подчинили 61-му стрелковому корпусу в составе отходящей 13-й армии Западного фронта. А 5 июля передовые отряды 172-й дивизии встретили противника…
В течение трех недель 172 сд вместе с другими соединениями 13-й армии обороняла город Могилев, сковав тем самым не менее 4 немецких дивизий. Только за один день 388-й полк 172-й дивизии подбил 39 танков. Свидетельствуя об этом, писатель К. Симонов без всякого пафоса напишет: «Я не был солдатом, был всего-навсего корреспондентом, но я видел, что такое военная «мясорубка», как она перемалывала наших бойцов. И как они, преодолевая страх, становились победителями там, где это, казалось, было просто невозможно по всем законам логики. Мне никогда не забыть поле под Могилевом, которое в июле 1941 года в самом прямом смысле было пропитано кровью наших солдат. И в то же время там впервые я воочию увидел триумф солдатского мужества — 39 сгоревших немецких танков!»
Бывший заместитель начальника штаба 13-й армии С.П. Иванов в своих мемуарах так охарактеризует комдива 172-й: «Генерал М.Т. Романов показал себя хорошим организатором боя, он умело и твердо руководил частями, мужественно и храбро вел себя в смертельно опасных ситуациях». Михаил Тимофеевич Романов, как командир 172-й стрелковой дивизии, насмерть стоявшей на днепровском рубеже, действительно заслужил самое великое уважение и признательность на вечные времена. В ночь на 26 июля он собрал всех командиров на совещание. Это произошло, когда дальнейшая оборона днепровского рубежа на ограниченном участке уже не имела никакого оперативного значения, а части дивизии были отрезаны от остальных сил корпуса. На нем комдив отдал следующий приказ: «27 июля с наступлением темноты всем частям и штабам оставить гор. Могилев и начать пробиваться из окружения…»
Генерал Романов был взят в плен 21 сентября 1941 г., а 24 сентября будет подписан приказ о его назначении на должность начальника штаба армии…
27 июня 1941 года части 21-го стрелкового корпуса были вынуждены оставить Лиду. А ведь еще днем раньше силами двух дивизий в полосе до 100 километров он перешел в наступление и даже продвинулся вперед. Однако к концу дня противник контратаковал корпус и начал теснить его к Лиде и в район восточнее города. Неудача объяснялась просто: тыловые части, как корпуса, так и соединений, еще не прибыли на место. Поэтому не было боеприпасов, горючего, средств связи и транспорта. Более того, не подоспела и корпусная артиллерия. Фланги 21-го корпуса были обнажены. Все последующие дни части корпуса без боеприпасов выходили из окружения севернее Минска. При попытке прорыва частей корпуса из кольца 30 июня 1941 года погиб его командир генерал-майор Борисов Б.В.
Как сообщается в книге «Комкоры», после гибели комкора «корпус, возглавляемый начальником штаба генерал-майором Закутным Д.Е., сумел вырваться из окружения. Затем, после восстановления, 21-й стрелковый корпус был подчинен 21-й армии, которая в составе Западного, затем Центрального фронтов вела боевые действия на гомельском направлении. Приказом Военного совета армии от 21 июля 1941 года Закутный Д.Е. был утвержден в должности командира корпуса».
Совершенно новый корпус, объединивший в своем составе свои тыловые части, свою артиллерию и другие соединения, выдвинулся на передовую в полосе северо-западнее Пропойска до Бохани. 23 июля 1941 года он принял участие в наступлении в направлении на Быхов и Бобруйск. Но уже через два дня в районе сел Большие и Малые Зимницы Гомельской области снова попал в окружение и был разбит. Генерал-майор Закутный, оказавшись отрезанным от своих, был взят в плен.
Профессора Военной академии Генерального штаба, доктора военных наук, генерал-лейтенанта инженерных войск Карбышева Д.М. начало войны застало в штабе 3-й армии Западного особого военного округа, в Гродно. Находясь в командировке на западной границе СССР, он должен был инспектировать качество возведения укреплений. Через два дня он уже в штабе 10-й армии, а 27 июня вместе с ним попал в окружение. При попытке выйти из него с группой бойцов и командиров в районе деревни Добрейка Могилевской области генерал Карбышев был тяжело контужен и в бессознательном состоянии попал в плен. По одним данным, это произошло 8 августа 1941 года. По другим — 26 июля.
По материалам книги Смыслов О.С. «Сталинские генералы в плену», М., «Вече», 2014 с. 62-61.
voynablog.ru