gistory. Ржевско вяземский котел


Отчет о положении врага в окружении под Вязьмой

Сегодня на Soldat.ru выложили любопытный немецкий документ и перевод к нему. Происхождение документа не очень понятно. Возможно, он когда то был в архиве МВО. Как подсказывают это Ф.500 оп.12454 д.378.

Сразу дам перевод, в конце идут сканы с немецким текстом, желающие могут проверить адекватность перевода.Документ явно "однобокий", т.к. описывает настулепние только в районе Рославля. Однако интересны общие цифры трофеев и пленных. В частности число пленных дается как 332 тысячи человек, в то время, как частно используется цифра порядка 660 тысяч. Правда, общие потери РККА в Вяземском котле оценены в 500-600 тыс. Число танков, орудий и тп я пока не сравнивал, но цифры в данном документе можно принять за нижний предел потерь РККА.

UPD В перевод внесены исправления по сравнению с текстом данным на Soldat.ru

UPD В комментариях подсказали более адекватный перевод документа

Штаб армии, 15.10.1941 годаКомандование 4-й армииОперативный отделРазведывательный отдел№ 1228 / 41 секретноРазведотчет номер -9

Заключительный отчет о положении врага в окружении, под Вязьмой

В 12-дневном прорывном и окружающем сражении западнее Вязьмы 4-я армия с подчиненной ей 4-й танковой группой в плотном взаимодействии с 9-й армией и 3-й танковой группой, активно поддерживаемая авиацией при сражении и разведке сил Красной армии полностью уничтожила массу советских войск Западного, Центрального (Резервного) фронтов в составе:16-я, 19-я, 20-я, 24-я и 43-я армии, а также 32-я, 33-я, 49-я резервные армии.

В общей сложности уничтожено:45 стрелковых дивизий2 танковые дивизии3 танковые бригады2 кавалерийские дивизии,а также множество армейских сухопутных соединений.Большая часть дивизий были вынуждены сдаться в расположении 4-й армии в результате активных атакующих действий 9-й армии.332 474 военнопленных310 танков1653 орудийА также множество противотанковых и зенитных орудий, гранатометов, пулеметов, единиц автомобильной техники и другой техники были захвачены в качестве трофеев или уничтожены.Уничтожение, заключенных в котле под Вязьмой, вражеских сил окончено. Уничтожены все силы, за исключением небольших «заусениц», которые пробились через кольцо на восток. Общая масса захваченной техники пока не поддается исчислению и собирается по полям сражений и лесам.Потери противника исчисляются в общей сложности числом в 500 000 – 600 000 человек, погибших, плененных и раненых. Многие части дрались до последнего человека. Полные потери противника в пленных, убитых и раненых могут быть оценены в 500000 - 600000 чел., [учитывая] очень большие кровопролитные потери противника, который отдельными группами до последнего[момента] отчаянно прорывался (ориг.: боролся за прорыв) *.

I. Части противника в расположении 4 армии – см приложение 1.

II. Пленные и захваченные трофеи (цифры 12-го армейского корпуса содержатся в данных 4-й танковой группы)

Кроме этого захвачено 53 груженых поезда, 7 локомотивов, 1 бронепоезд, 2 склада с припасами, 1 склад с 6 тысячами авиабомб и 3 склада с продовольствием.Цифры не окончательные и будут уточнены по окончанию зачистки.

III. Заключительный анализ вражеских войскПосле опроса военнопленных стало понятно, что как младшее, так и старшее командование Красной армии не ожидало удара немецких сил.Совместить наступление под Ельней с одновременным наступлением на юге и взятием в кольцо Ленинграда на севере и одновременно начать наступление в центре на этом участке казалось вражескому руководству, по свидетельству пленного начальника дорожной службы 20-й армии, маловероятным. Наступление ожидалось на другом участке – севернее шоссе Рославль – Москва. Только на третий день наступления вражеская сторона поняла, что началось наступление, а не просто местные операции. Таким образом противник крайне опасно недооценил руководство и силы вермахта на этом участке.Сильной атакой удалось пробиться через укрепления на Десне и пробить оборону с обоих сторон шоссе Рославль – Москва и заворачивая на север одновременно с охватывающим крылом 9-й армии добиться полного и постоянно уплотняющегося окружения врага. После того, как на третий день боев враг не начал отвод войск и даже бросил в бой резервные силы операция развернулась в сторону полного уничтожения окруженного противника.Окруженные на правом фланге войска противника были отодвинуты и уничтожены 4-й танковой группой совместно с 12 –м армейским корпусом. Против возможного контрнаступления эти силы развернулись на восток и юго-восток. Дальнейшие действия противника не могли остановить быстрое и победоносное уничтожение противника, окруженного под Вязьмой. Далее противник попытался планомерно ввести в бой все имеющиеся резервы в ключевых позициях на Шуице[1], на Снопоти[2] и в отрезке Любунь - Павлиново[3], а также восточнее Ельнинского плацдарма, при этом находясь под жестким противодействием и постоянной опасностью движения фронта на юге. Все эти действия одна ко не принесли результата благодаря активным фронтальным действиям пехотных частей и 46-го танкового корпуса. Уже 6 октября начались беспорядочные отступления в восточном направлении, больше похожие на бегство.

Стало заметно смешение и практический роспуск частей. Руководство частями противника не смогло взять ситуацию под контроль. Штабы 20-й, 32-й и 33-й армии были 4, 6 и 7 октября выведены из сражений и перестали существовать.В результате враг попытался, не смотря на безнадежность ситуации, пробиться беспорядочными безоглядными атаками стрелковых и танковых частей силами батальонов и полков в восточном, юго-восточном и даже юго-западном направлении.С сужением котла бои принимали все более тяжелый и ожесточенный характер. В качестве факторов, благоприятствующих вражеским прорывам котла можно назвать непросматриваемость территорий, туман и снегопад.В общей сложности враг не показал под Вязьмой той силы и несгибаемости, которая была видна раньше. Тем не менее довольно много случаев безоглядного и безнадежного сопротивления, тупого следования неумелым приказам и влечение инстинкту сохранения приводит к ожесточенному очаговому сопротивлению. Только массовые расстрелы военнопленных приводят в чувство остальную массу. Страх [перед угрозой] расстрела в плену также неоднократно влиял на поведение противника **.Как и раньше противник проиграл и эти сражения. Немецкому руководству, силе атаки и идейной силе немецких солдат враг ничего соответствующего противопоставить не может.

ПодписаноНачальник штаба Блюментритт

[1] Река пересекающая Варшавское шоссе[2] Снопот – приток Десны, перехватывает ж/д от Рославля на Сухиничи[3] Линия западнее Спас-Деменска, частично проходит по реке Снопот

gistory.livejournal.com

Первая Ржевско-Вяземская операция (1942 года). Часть 2.

Второй этап операции.

1 февраля Жуков был назначен на восстановленную должность командующего Западным направлением. Формально это давало ему возможности для координации действий Калининского фронта с операциями своих войск, но в реальности он не имел достаточно средств связи для поддержания сообщения с Калининским фронтом, да и огромное расстояние между штабами фронтов сказывалось неблагоприятно. Поэтому необходимой слаженности и координации добиться не удалось.2-3 февраля германцы нанесли удар в районе бреши, пробитой 33-й армией. Прикрытие, оставленное Ефремовым, было слишком слабым, чтобы сдержать встречные удары 4-го пехотного полка СС и 20-й танковой дивизии, и было быстро разбито. Результатом этого германского контрудара стала изоляция войск Ефремова от главных сил Западного фронта.В это время передовые части армии Ефремова встретились с силами Белова у Стогова под Вязьмой. Белов уже начал предпринимать попытки овладеть Вязьмой. Если бы войска Ефремова и Белова сами не были отрезаны от главных сил Красной Армии, то положение группы войск «Центр» стало бы практически безнадёжным. Однако в условиях изоляции и отсутствия снабжения взять Вязьму или прочно блокировать ключевые коммуникации советским частям было не под силу.Сорвав попытки 30-й армии Калининского фронта проторить дорогу в Мончаловские леса, командование 9-й полевой армии приступило к уничтожению попавшей в западню 29-й армии. 1-6 февраля, собрав в составе XLVI армейского корпуса ряд дивизий и боевых групп, Модель провёл удар, окончательно прервавший связь армии Швецова с силами 39-й армии. 20 тысяч человек 29-й армии западнее Ржева оказались зажаты в стальном кольце вражеских войск на крохотном пятачке в 200 квадратных километров в условиях почти полного отсутствия припасов. Враг принялся беспощадно бомбить и обстреливать окружённых, почти не имевших возможности не то что соразмерно, но вообще хоть как-нибудь ответить. 11 февраля окруженцы привели орудия и автотранспорт в негодность - в условиях отсутствия боеприпасов и горючего всё это было лишь бесполезной грудой железа, а бросать на вражеской территории исправное военное имущество точно было ни к чему. К 15 февраля у окружённых войск иссякли не только боеприпасы, но и продовольствие. Уповать на снабжение по воздуху было бессмысленно: из восьми транспортных самолётов для помощи 29-й армии Конев смог отрядить лишь пять, и те крохи, что они могли доставить, никак не могли помочь оказавшимся в безнадёжном положении красноармейцам.Но командующий Калининским фронтом даже с пятью транспортными самолётами придумал, как выручить окруженцев. 16 февраля в расположении армии был выброшен воздушный десант из 210 человек. Эти десантники должны были стать проводниками для прорывающихся из окружения воинов 29-й армии. Для содействия прорыву 39-я и 30-я армии предприняли новые удары, стараясь оттянуть на себя как можно больше германских войск. В ночь на 18 февраля оставшиеся бойцы 29-й армии, нанеся удар в южном направлении, где противник их не ждал, прорвали кольцо окружения и, ведомые присланными Коневым десантниками, вышли в расположение 39-й армии. Прорваться из окружения смогли не более 6 тысяч человек. Остальные либо погибли, либо попали в плен, очень немногим повезло встретиться с партизанами. Вскоре после этого наступление Калининского фронта прекратилось.На Западном фронте 2-10 февраля Беловым и Ефремовым были предприняты безуспешные попытки штурмом овладеть Вязьмой. После этого Ефремов перешёл к обороне, и активную деятельность продолжал только Белов. Вязьму обороняли части двух танковых дивизий, в которых имелось небольшое число танков, что давало гитлеровцам серьёзное преимущество — не имея противотанковых средств, воинам Белова приходилось отступать от танковых контратак, даже проводимых ничтожным числом танков. Однако вскоре бойцы Белова стали решать проблема с артиллерией посредством трофейных орудий; нашлись и артиллеристы: среди партизан, во множестве присоединившихся к Белову и Ефремову и ставших единственным источником восполнения потерь, было немалое число красноармейцев, в октябре 1941 года попавших в Вяземский котёл и не оказавшихся в составе частей, вышедших из окружения, но в то же время не погибших и не попавших в плен. Правда, снаряды всё равно удавалось доставать от случая к случаю, а потому боевая ценность трофейных орудий была невелика.После провала попыток обрубить главную артерию группы войск "Центр" взятием Вязьмы Белов предложил Жукову идею ударить северо-западнее города по расположенной на большаке Вязьма-Дорогобуж деревне Семлево. Жуков одобрил план Белова. Но и атаки на Семлево 13-16 оказались безрезультатны, ввиду чего Белов попросил у Жукова разрешения приостановить наступление с целью пополнить поредевшие, почти истаявшие полки партизанами и октябрьскими окруженцами. Командующий Западным фронтом дал требуемую передышку. Вскоре Белов вновь возобновил операцию по взятию Семлева, в основном пытаясь достичь цели охватывающим манёвром с запада. Однако противник всё усиливался, и все атаки завершались неудачей, причём в каждой новой Белов был вынужден смещать удар западнее, тем самым растягивая фронт своей группы.Жуков понимал, что без сообщения с главными силами Западного фронта войска Белова и Ефремова не смогут выполнить возложенную на них задачу, а потому предпринял все мыслимые и немыслимые усилия для прорыва германской обороны и восстановления прерванного сообщения с ударными группами. Командующий Западным фронтом сумел нарастить ударную группировку под Юхновом, и постепенно юхновский позиционный тупик стал разрешаться в пользу Красной Армии. Для эскалации прорыва Жуков принял решение высадить под Юхновом воздушный десант.В ночь с 19 на 20 февраля воины 9-й и 214-й воздушно-десантных бригад десантировались на парашютах в окрестностях Большой Еленки. Однако десантирование проводилось в плохих погодных условиях, что обусловило разброс десанта на большой площади, а потому сгруппироваться бойцы смогли только к 23 февраля. Именно в этот день начала очередное наступление на Юхнов 50-я армия Болдина. 24 февраля нанесли удар и десантники, однако они сразу встретили ожесточённое сопротивление германцев. В последние дни февраля ни десантники, ни бойцы Болдина не смогли добраться до Варшавского шоссе. 1 марта германцы яростно контратаковали советских десантников. В течение всего марта воздушно-десантные части вели жесточайшие бои с противником, однако пробиться на соединение с 50-й армией так и не смогли, а потому были вынуждены в итоге отходить в расположение группы Белова. Тем не менее, активные и дерзкие действия десантников значительно отвекли противника, и это позволило 50-й, 49-й и 43-й армиям достичь развязки в юхновском тупике. 5 марта Юхнов был взят.Однако юхновский узел был разрублен слишком поздно. Растягивая свой фронт в попытках охватить с фланга германские позиции под Семлево, Белов поставил свои малочисленные войска в уязвимое положение, чем германское командование не преминуло воспользоваться. 3 марта германцы нанесли контрудар по 329-й стрелковой дивизии и 250-му воздушно-десантному полку и окружили их, тем самым не только оторвав от главных сил группы Белова, но и прервав сообщение Белова с войсками Ефремова. Белов был вынужден оставить атаки на линию Смоленск-Вязьма и бросить все оставшиеся силы на выручку окружённым. 7 марта главные силы группы Белова начали наносить удар по окружившим стрелков и десантников германским войскам, тогда как окруженцы пробивались навстречу. К середине следующего дня в германском кольце удалось пробить узкий коридор, через который до 14 марта выходили из окружения уцелевшие бойцы 329-й стрелковой дивизии и 250-го воздушного полка. Деблокирование окруженцев удалось, но сил на перехват линии Смоленск-Вязьма у измождённых частей Белова уже не оставалось. Германцы полностью овладели инициативой и навязали командиру 1-го Гвардейского кавалерийского корпуса сражение у станции Угра, тем самым заставив окончательно забыть о Вязьме. Вскоре группа Белова перешла к партизанским действиям, продолжавшимся до июля 1942 года, когда оставшиеся бойцы во главе со своим командующим кружным путём вырвались в район Кирова.Судьба войск Ефремова сложилась гораздо более трагичным образом. 33-я армия ещё 10 февраля перешла по приказу своего командующего к обороне, и это решение Ефремова, по сути означавшее пассивное ожидание, стало для его войск роковым. 43-я армия со второй половины февраля и до конца марта пыталась пробить коридор к окружённым войскам Ефремова, но безуспешно. Жуков отдал распоряжение о прорыве 33-й армии в район Кирова, одновременно велев 50-й армии нанести удар навстречу Ефремову. Однако Ефремов решил отходить к Угре, по кратчайшему маршруту, и это обесценивало любые попытки пробиться к его войскам. Вечером 13 апреля связь со штабом 33-й армии была потеряна. 14 апреля 50-я армия предприняла очередную безрезультатную попытку пробиться к окруженцам, а 16 апреля начальник штаба Верховного командования Сухопутных Войск Вермахта Франц Хальдер сделал в своём дневнике запись об уничтожении 33-й армии. Действительно, как единый организм, армия перестала существовать, и произошло это как раз тогда, когда один решительный удар навстречу пробивающимся с фронта войскам Болдина мог спасти Ефремова и оставшихся под его командованием бойцов. Без встречных усилий Ефремова 50-я армия не могла ничего добиться, и весь героизм, все сверхусилия, приложенные воинами Болдина, не жалевшими своих жизней ради спасения 33-й армии, оказались напрасны - германцы отбросили измотанную 50-ю армию назад и затем сосредоточились на истреблении остатков армии Ефремова. Ближе к 20 апреля тяжело раненый Ефремов, не желая попасть в плен, застрелился. Оставшиеся его бойцы оказались предоставлены сами себе в глубоком тылу врага. Немногим удалось выйти в расположение группы Белова или к партизанам, в подавляющем большинстве воины 33-й армии погибли или оказались в плену.Фронт сражения не ограничился дугой от Юхнова до Ржева. Бои разгорелись и южнее, в районе Сухиничей. В этом городе советскими войсками незадолго до Ржевско-Вяземской операции были блокированы части 216-й пехотной дивизии Вермахта, а создание советскими войсками Сухиничского выступа, как уже говорилось ранее, осложняло взаимодействие 2-й танковой армии с главными силами группы войск "Центр". Поэтому германское командование, стремясь улучшить связность группы войск "Центр" и вызволить окружённые в Сухиничах части Вермахта, спланировало контрудар силами двух танковых и двух пехотных дивизий. 12 января ударный германский кулак обрушился на позициям 322-й стрелковой дивизии, но удивительный факт — всего одна стрелковая дивизия Красной Армии смогла сдержать бешеный вражеский натиск и вынудить противника перенести направление удара. 15-17 января, перегруппировав силы, гитлеровцы атаковали из района Людинова и продвинулись на 50 километров.В результате продвижения германцев от Людинова советские армии на Сухиничском выступе оказались в критической ситуации, которую следовало разрешить немедленно. Ставка передала Западному фронту 61-ю армию генерал-лейтенанта Маркиана Михайловича Попова, но она не смогла выправить положение - прорвать германские позиции на Оке войскам Попова оказалось не под силу. И тогда Жуков перебросил из-под Гжатска управление 16-й армии во главе с её командующим, генерал-лейтенантом Константином Константиновичем Рокоссовским. 26 января германцы взяли Сухиничи, но уже на следующий день Рокоссовский, получив в своё распоряжение часть сил 10-й армии, собрал эти силы в кулак и нанёс контрудар, выбив германские войска из города и оттеснив их. 16-й и 61-й армии была поставлена задача развить наступление в южном направлении, но особого успеха данное наступление не возымело, и уже в конце февраля бои приняли позиционный характер; впрочем, потери сторон по-прежнему оставались крайне высокими. Снаряды и пули не разбирали специальностей, должностей и званий - 8 марта 1942 года тяжёлое осколочное ранение получил Рокоссовский. Осколок задел правое лёгкое, печень, рёбра и позвоночник командарма-16, до самого конца мая 1942 года выведя его из строя. Тем не менее, главная цель - удержать и закрепить Сухиничский выступ - была достигнута. В конце марта бои начали затихать, и к 20 апреля активные боевые действия в полосе Западного и Калининского фронтов прекратились. Первая Ржевско-Вяземская операция завершилась.Итоги данной операции были противоречивы. С одной стороны, Западный и Калининский фронты не смогли в полной мере выполнить поставленные перед ними задачи. "Канны" для главных сил группы войск "Центр" не состоялись. Германские войска организованно и успешно отошли на Кёнигсбергскую линию, взломать которую советским армиям удалось только на одном участке под Юхновом. К тому же германцы смогли отсечь и уничтожить ряд прорвавшихся в его тыл группировок советских войск. Потери, понесённые войсками Жукова и Конева, были колоссальны. Западный фронт потерял погибшими, пропавшими без вести и пленными около 160 тысяч человек, ранеными и больными выбыло из строя порядка 290 тысяч человек; безвозвратные потери Калининского фронта составили около 130 тысяч человек, санитарные - 220 тысяч человек. Таким образом, совместные потери двух фронтов достигают 800 тысяч человек, из них 290 тысяч безвозвратно. Кроме того, огромными были и потери советских войск в основных видах вооружения - свыше 300 тысяч единиц стрелкового оружия, около тысячи танков (приблизительно 59% всех танковых потерь РККА за январь-апрель 1942 года), около 7300 орудий и миномётов, порядка 550 самолётов.Но так или иначе, главной своей цели, то есть решительного изменения стратегической обстановки на московском направлении в свою пользу, Красная Армия добилась. Советские войска продвинулись на разных участках от 30 до 250 километров, в результате чего минимальное расстояние от линии фронта до Москвы составляло уже около 130 километров. При этом Западный и Калининский фронты глубоко охватили три армии группы войск "Центр" с флангов, а вклинившиеся в занятую германцами территорию войска Масленникова и 11-й кавалерийский корпус Дамокловым мечом нависли над транспортными линиями Смоленск - Вязьма и Вязьма - Ржев, представлявшими важнейшие кровеносные сосуды группы войск "Центр". В связи с этим гитлеровцы были вынуждены оттягивать крупные силы с фронта для защиты коммуникаций, не говоря уже о том, что множество выступов, образовавшихся на московском направлении, существенно удлиннили линию фронта, тем самым существенно разредив оперативные порядки германских соединений. Без спрямления фронта командование группы войск "Центр" не могло и думать о новом наступлении на Москву, а потому операции, разрабатываемые для летней кампании штабами группы войск и входивших в неё армий, заключались не в броске на советскую столицу, а в срезании Холм-Жирковского, Сухиничского и Торопецкого выступов.Важным последствием Первой Ржевско-Вяземской операции стали и тяжёлые потери, понесённые германскими войсками. Определить их размер, увы, затруднительно ввиду неполноты имеющихся данных. Согласно подекадным донесениям, армии группы войск "Центр" за период с 1 января по 20 апреля 1942 года потеряли свыше 40 тысяч человек погибшими и пропавшими без вести (без учёта умерших от ран и болезней). При этом следует принимать во внимание, что в это число не входят потери личного состава Люфтваффе, да и ряда вспомогательных и тыловых частей сухопутных войск тоже. Кроме того, отсутствуют сведения, например, о потерях 3-й танковой армии за первую декаду февраля 1942 года.Наконец, нельзя сбрасывать со счетов систематический недоучёт потерь, бытовавший в германской армии как минимум со времён Первой Мировой Войны. Наглядно показывают этот недоучёт данные германского историка Рюдигера Оверманса, считающегося на западе наиболее авторитетным специалистам по демографическим потерям вооружённых сил Германии во Второй Мировой Войне. Так, согласно германским документам потери Вермахта на Восточном фронте за 1941 год составили 178 тысяч человек погибшими и 38 тысяч пропавшими без вести, то есть всего 216 тысяч человек; по данным же Оверманса с 22 июня по 31 декабря 1941 года погибло более 302 тысяч солдат Остхеера, а с учётом 9 тысяч попавших в плен германские безвозвратные потери на Восточном фронте составили 311 тысяч, то есть в 1,44 раза больше, чем было зафиксировано отвечавшими за учёт потерь ведомствами Третьего Рейха. Если же брать январь-апрель 1942 года, то по германским документам Остхеер за этот период безвозвратно потерял почти 94 тысячи человек, из которых без малого 72 тысячи человек погибшими и более 22 тысяч пропавшими без вести, тогда как Оверманс насчитывает почти 160 тысяч погибших. Соответственно, оценка безвозвратных потерь Остхеера, сделанная Овермансом (число пленных было невелико, и можно его не учесть в данном случае), превышает германские данные времён войны в 1,7 раза.Стоит отметить, что недоучёт потерь был, разумеется, неравномерным, и во многом зависел от интенсивности боёв. А поскольку именно на московском направлении германские войска испытывали наибольшее напряжение, то и коэффицент недоучёта, скорее всего, был выше, чем 1,7, тем более что цифры Оверманса представляют собой отнюдь не предельную оценку демографических потерь Вермахта (например, Муссолини на заседании Совета министров Италии весной 1942 года говорил, что Гитлер на встрече в Зальцбурге сообщал ему о двукратном превышении реальных безвозвратных потерь германских войск на Восточном фронте над официальными данными). Следовательно, в связи с этим можно определить германские безвозвратные потери в Ржевско-Вяземской операции в 70-80 тысяч человек. Общие же потери германских войск можно оценить приблизительно в 250 тысяч человек.Яростный натиск советских войск вынудил германское командование для удержания фронта перебросить из Европы в полосу группы войск "Центр" 12 дивизий и 2 бригады - более 200 тысяч человек, не считая многочисленных маршевых пополнений. В пламени боёв таял главный козырь гитлеровской Германии - хорошо подготовленные, опытные солдаты и офицеры.

Зелёным цветом показана линия фронта на начало Ржевско-Вяземской операции, красным - линия фронта на конец операции в полосе Западного и Калининского фронтов, бирюзовым - на конец операции в полосе других фронтов.

Разительное превышение советских потерь над германскими в начале 1942 года было абсолютно закономерно. Это трагическое обстоятельство возникало из множества факторов, главными из которых следует признать превосходство германских войск в структурном и техническом плане, а также в опыте и качестве подготовки рядового, младшего и среднего командного состава.Высокие потери Красной Армии зимой 1941-1942 годов в значительной степени были следствием катастрофических поражений лета-осени 1941 года, когда была утрачена большая часть вооружений и технических средств, изготовленных в СССР до войны, и, что не менее важно, понесены колоссальные потери в кадрах.Организационно-трудовым подвигом промышленной эвакуации советское руководство и народ обеспечили возможность восполнить понесённые в начале войны потери техники и вооружения, однако для восполнения требовалось завершить перевод экономики страны на военные рельсы, что будет сделано только в июле 1942 года. К началу же 1942 года уровень технического оснащения РККА из-за колоссальных потерь заметно просел, что наглядно видно по количеству артстволов: если к началу войны Советские Вооружённые Силы имели 112,8 тысяч орудий и миномётов, в том числе 53 тысячи в действующей армии, то к началу 1942 года на вооружении имелось 70,1 тысяч орудий и миномётов, из которых в действующей армии было менее 35 тысяч. Особенно сильно упало количество орудий калибром более 100 миллиметров, а ведь именно эти орудия определяют возможность нанесения существенных потерь противнику на сколь-нибудь серьёзно укреплённых позициях. На 1 января 1942 года число орудий калибром 100 и более миллиметров исчислялось в 9,4 тысячи, из которых менее 4 тысяч находилось в действующей армии, тогда как в начале войны таких орудий имелось 17,9 тысяч, в том числе в действующей армии 9,7 тысяч. Единственный вид ствольного артиллерийского вооружения, в котором не произошло критического падения - это средние и тяжёлые миномёты: в начале войны их насчитывалось 19,8 тысяч, в том числе 8,6 тысяч в действующей армии, а к 1942 году их оставалось 16,5 тысяч, причём количество в действующей армии выросло почти до 9,4 тысяч.Но куда более серьёзную проблему для Красной Армии на рубеже 1941-1942 годов представлял дефицит боеприпасов. В январе-феврале 1942 года эта проблема приобрела характер, приближенный к бедственному. Надо понимать, что химическая промышленность являлась узким местом советской индустрии, в то время как Германия уверенно удерживала лидерскую позицию в данной отрасли с самого конца XIX века. А потому нет ничего удивительного, что даже в 1944 году германские войска были в целом лучше обеспечены боеприпасами, чем советские. В таких условиях советское руководство сделало ставку на производство большего, чем у противника, числа самих орудий, чтобы артиллерия имела возможность совершать больше выстрелов за меньший промежуток времени. Со временем эта ставка оправдается сполна. Но в начале 1942 года советская промышленность только переходила на военные рельсы, многие предприятия ещё не успели заново наладить производство после эвакуации, тем более что остро не хватало самых разных материалов. Ввиду этого нехватка снарядов тогда стала обычным делом. Обеспеченность артиллерии снарядами и минами в те дни устрашающе не соответствовала даже тем скудным нормативам, что были приняты в РККА. Так, в январе-марте 1942 года при нормативе расхода снарядов к 76-мм дивизионным пушкам в 2160 снарядов на орудие даже обеспеченность снарядами составляла только 1066 штук на орудие, а расход и вовсе составил всего лишь 682 снаряда на орудие. В январе 1942 года при нормативе расхода в 440 снарядов на одну 122-мм гаубицу реальная обеспеченность составляла 218 снарядов на гаубицу, а расход - 156. В отношении 120-мм миномётов ситуация была просто ужасающей: в январе 1942 года при нормативе расхода в 480 мин реальная обеспеченность составляла 34 мины на миномёт.А холодной зимой 1942 года, в условиях на редкость глубокого снежного покрова, действенность артиллерии заметно падала, так как снег снижал радиус разлёта снарядных осколков. По настоящему эффективны в таких условиях оставались только орудия калибром 150-мм и более, потери в которых летом-осенью 1941 года были самыми тяжёлыми. К тому же в ходе Первой Ржевско-Вяземской операции войскам Западного и Калининского фронтов пришлось преодолевать хорошо укреплённые и тщательно оборудованные в инженерном отношении позиции противника, а боевые действия подобного характера всегда требуют интенсивнейшего участия именно тяжёлой артиллерии, хотя бы просто для подавления артиллерии неприятеля, ведь, по признанию германских военачальников, в тех боях артиллерия зачастую оставалась "единственной защитой измотанных боями войск" Вермахта.Конечно, недостаток снарядов никак нельзя назвать ключевой причиной всех неудач Красной Армии. Ведь ещё Первая Мировая показала, что задача уничтожения живой силы противника не может быть целиком возложена на артиллерию, и значительную долю вражеского личного состава так или иначе приходится брать на себя пехотинцам. А как раз тактическая подготовка пехоты и была несомненной ахиллесовой пятой Красной Армии. Германская армия, усвоившая в полной мере уроки Французского фронта Первой Мировой Войны, выработала отвечавшую условиям современной войны тактику пехотного боя и отработала её уже в сражениях 1916-1918 годов. Красной Армии в 1941-1943 годах пришлось под Ржевом, Жиздрой, Ленинградом и Сталинградом пройти через свои Верден, Сомму и Пашендейл, только с тем отличием, что германцы в Первой Мировой имели противника, подготовленного примерно в равной с ними степени, тогда как советским воинам пришлось столкнуться с врагом, подготовленным превосходным образом. Нельзя также не принимать во внимание, что значительную часть соединений Красной Армии составляли дивизии и бригады, сформированные в форсированном режиме перманентной мобилизации, в условиях нехватки подготовленных кадров и материальных средств. По сути, слаживание и становление этих дивизий и бригад как сработавшихся структур проходило уже под вражеским огнём.Терзавшая артиллерию нехватка боеприпасов и слабая боевая подготовка пехоты не могли, в свою очередь, не приводить к высоким потерям в бронетехнике. По существу, в начале 1942 года советское руководство в основном использовало танки в качестве подвижного щита и одновременно тарана для недостаточно подготовленных и не имевших даже удовлетворительного боезапаса советских войск. Поэтому нет ничего удивительного, что танковые потери Красной Армии в одной только Ржевско-Вяземской операции приблизительно равны всем германским потерям в танках и САУ на всём Советско-германском фронте за январь-апрель 1942 года.Наконец, на ход боёв и соотношение потерь огромное влияние оказывала несбалансированность организационно-штатной структуры частей и соединений Красной Армии. Большие потери в кадрах и вооружении вынудили советское военное руководство фактически упразднить корпусное звено в стрелковых войсках, и теперь стрелковые бригады и дивизии подчинялись непосредственно армиям, которые, в свою очередь, по мощи зачастую уступали германским корпусам. Кроме того, стрелковые бригады, во множестве созданные в то время, были слишком слабы и малочисленны, чтобы представлять значительную боевую ценность как самостоятельные оперативные единицы, тем более что они имели только лёгкую артиллерию.Самая тяжёлая ситуация со структурами наблюдалась в бронетанковых и механизированных войсках. Механизированные корпуса довоенной организации, как бы они ни были несовершенны по своей структуре, всё же представляли собой соединения, сопоставимые с германскими моторизованными корпусами, равно как сопоставимы были советские танковые, моторизованные и мотострелковые дивизии (повторимся - при всём их несовершенстве) с германскими танковыми и моторизованными дивизиями. После гибели этих бронетанковых и механизированных соединений летом 1941 Красная Армия располагала только танковыми бригадами, которые могли решать только тактические задачи. Позднее в Красной Армии были созданы новые танковые и механизированные корпуса, а затем танковые армии и конно-механизированные группы, и уже эти структуры позволили советским военачальникам показать своё превосходство в искусстве маневренной войны.Ну а во время Ржевско-Вяземской операции Жуков и Конев имели в своём распоряжении всего-навсего три кавалерийских корпуса и несколько прорежённых в предыдущих боях танковых бригад. И тем не менее, даже со столь слабыми подвижными войсками командующие Западным и Калининским фронтами смогли приблизиться почти вплотную к жизненно важным коммуникациям группы войск "Центр", а германские военачальники, имея более полутора десятков танковых и моторизованных дивизий и ещё одну кавалерийскую бригаду, смогли остановить советские подвижные соединения только тогда, когда они оказались в опасной близости от ключевых путей снабжения.В целом, учитывая все сопровождавшие советское наступление трудности, следует признать, что Жуков и Конев продемонстрировали высокий уровень полководческого умения. Они проявили находчивость, самообладание и полководческую интуицию. В начале операции существовали все предпосылки к тому, что германские войска с их упорством и мастерством сведут всю операцию к позиционным боям, однако вопреки этому советские военачальники смогли, пусть и на короткое время, выйти на оперативный простор.Следует также признать, что когорта германских военачальников, возглавлявших армии группы войск "Центр" на первом этапе Ржевско-Вяземской операции: Хёпнер, Штраус и Кюблер - была, откровенно говоря, разбита, и отстранение этих генералов от занимаемых ими должностей было абсолютно закономерным. Новые командующие германскими армиями, генералы Модель, Хайнрици и Руофф, превосходили своих предшественников на порядок, но даже они при всех своих способностях не смогли сохранить то весьма выгодное оперативное положение, что имела группа войск "Центр" в начале января 1942 года, а потому планы по захвату Москвы пришлось положить под сукно. Как выяснилось позднее - навсегда.

mayorgb.livejournal.com

Лето 1942, из истории "мешка в мешке" ржевско-вяземского котла

Оригинал взят у oper_1974 в Старший политрук пишет о моих родных краях. Лето 1942-го. "Как только дороги стали более пригодными для движения, командир дивизии перевел наши тыловые подразделения в расположение дивизии. Из района Нелидово, что на шоссе Ржев-Торопец, тылы были передислоцированы в деревни Никольщина, Павлово, Кузютино.  В начале июня вся дивизия переместилась еще северо-западнее Белого. Этот город, узел четырех шоссейных дорог, был превращен немцами в сильно укрепленный пункт. Немцы узнали о нашем расположении и иногда бомбили нас (впрочем, потерь от бомбежек не было). Но как просохли дороги, они начали беспрерывные атаки на расположенные в деревнях гарнизоны. На одну из деревень, где находились бойцы пополнения, ночью напали немцы.   Застигнутые врасплох бойцы в нижнем белье сели на коней и помчались на немцев. Стрельбы было много, но эскадрон не потерял ни одного человека! Деревня переходила из рук в руки, и в итоге наши оставили ее. А днем немецкая авиация начала усиленно эту деревню бомбить! Немцы в деревне пускали сигнальные ракеты, но летчики не обращали внимания на сигналы и не улетели, пока не отбомбились.  В конце июня дороги просохли окончательно, и немцы начали наступление против частей корпуса. Его части находились в тылу немецких войск, и связь с тылами осуществлялась через пересечение дороги из г. Белый в сторону Ржева. Немцам достаточно было захватить эту дорогу, и части корпуса оказались бы отрезанными от тыла. И именно тут немецкое командование нанесло удар: с двух направлений от Белого к северу и от Ржевской группировки к югу немецкие войска перешли в наступление.  Командование корпуса утратило управление дивизиями: наша дивизия вышла на это шоссе севернее Нестерова, а потом почему-то повернула назад. При отходе от шоссе я узнал - немцы заняли Сосновку, где долго размещался политотдел. Меня очень встревожила эта весть. Что с политотдельцами? Где документы? Я сказал командиру и комиссару дивизии, что поеду искать документы и людей, - я не верил, что они попали к немцам. Командир и комиссар дивизии сказали, что будут пробиваться из мешка через дорогу от Солодилова на Пушкари и ночью будут в Солодилове. Вдвоем с Долгополовым мы скачем рысью к Ерохину, тут никого уже нет, и мы едем дальше. У деревни Брагино обнаружили повозку политотдела, в ней Крылова и сержанта Чернова. В политотделе я оставил за себя Элентуха, и теперь спросил, где он. Крылов ответил, что он, как узнал, что немцы показались перед Сосновкой, ускакал один, оставив людей и имущество политотдела.  Мы проехали в лес за деревню Акулино и здесь, свернув налево в густой молодой лесок, остановились. Выбраться с повозкой мы не могли, и я начал сортировать всю документацию политотдела. Партбилеты хранились в небольшом металлическом сейфе, а ключа у меня не было. Крылов топором взломал крышку, и все самое необходимое я переложил в мешок: политдонесения, материалы по выдаче партбилетов, бланки невыданных партдокументов, секретные материалы. Остальное взять невозможно, а сжигать нельзя - немцы увидят огонь, они были недалеко от нас. Все, что не взял, я сложил в железный ящик и закопал в болотинку, а пишущую машинку и патефон мы зарыли в сухую землю и хорошо замаскировали.   Мы дождались начала рассвета и поехали в сторону Пушкарей. На подступах к Пушкарям пехота вела бой. Я веду свою группу севернее Пушкарей, редким болотистым леском. Кони вязнут, рысью ехать нельзя.  Из Пушкарей немцы нас заметили и, видно, приняли за группу, обходящую их с севера. Деревня стояла на горке, и нас немцам было видно хорошо. Со свистом в нашу сторону полетели мины. Мы свернули еще правее, в более густой лес, и вышли из-под минометного обстрела. Здесь в лесной глуши, за болотистым лугом с мелким лесом, мы встретили колхозника из Пушкарей, который сказал, что Пушкари немцы заняли еще вчера и хорошо укрепились, а по дороге от Белого к Ржеву уже ездят немцы.  Сюда, через болотистую местность, немцы не пошли - на это и надеялся колхозник, перевезший в добротную землянку все свое хозяйство. Спешившись, мы гуськом пошли по лесу, выбирая наиболее проходимые места для коней, - и скоро вышли в расположение наших войск, встретив цепь пограничников. За ними никаких войск уже не было. Выбравшись на шоссе Белый-Нелидово, мы направились на север, где в деревнях были наши тылы и прибывший на усиление дивизии артдивизион. В районе деревни Нестерово был слышен сильный бой: рвались мины, строчили пулеметы, - здесь дралась курсантская бригада.  При появлении самолетов мы спешились; я и Долгополов наблюдали за самолетами и предупреждали всех о маневрах летчиков. Коней держали Крылов и Чернов, и вот Чернов не удержал испугавшегося самолета коня, и тот ускакал с мешком, в котором были политдонесения! Я приказал всей группой начать поиски коня, и вскоре мы нашли группу танкистов с нашим конем. Они уже успели развязать мешок с документами, но возвратили и их, и коня. Я крепко отругал Чернова за его беспечность, но он так переживал, что на ругань не обиделся.  Мы приехали в расположение нового артдивизиона дивизии. Здесь все спокойно, командир дивизиона ждал распоряжений из штаба дивизии. Для выяснения положения я выехал в 41-ю армию, штаб которой стоял среди обширного болота на высотке. Найти его было непросто, но в штабе я узнал, что командующий 41-й армией генерал-майор Тарасов находится в ближайшей деревне. Мы с Долгополовым поскакали туда и нашли его; в ватнике, с двумя звездочками в петлицах генерал внимательно выслушал меня и сказал, что надо собрать всех выходящих из окружения, а место для сбора узнать у начальника штаба армии генерала Кацнельсона.  Снова едем в штаб на болото к генералу Кацнельсону ("без кальсон", как шутили по поводу его фамилии). Он назвал деревню, но не сказал, в каком месте ее искать. Мы с Долгополовым объездили много деревень, расспрашивая о выделенной для дивизии деревне, но никто о ней не знал. Деревню с таким названием мы нашли под городом Белый, но здесь была передовая линия обороны. Командир взвода, пехотинец, накричал на нас: "Уезжайте немедленно, если не хотите быть похороненными здесь", - и указал на свежую могилу.  Нужную деревню для сбора дивизии мы быстро нашли километрах в 15 западнее Белого, а на пути в нее встретили большую группу наших бойцов, вырвавшихся из мешка. Навстречу, выходящим из окружения по вероятным направлениям движения мы направили группы конников, и уже к вечеру в деревне собралось более 200 человек. Пока мы питались двухдневным сухим пайком - его выдавали всем вышедшим из окружения. Но таких становилось все больше и больше, и мне пришлось заняться организацией питания людей.  Только на четвертый или пятый день в расположении собравшихся бойцов дивизии появились командир с комиссаром со своими дамами. Многие, в том числе и я, думали, что после такого дела руководство дивизии будет обновлено, но пока все осталось по-старому. Корпус же был расформирован.  Из окружения не вышел начальник штаба капитан Москвичев, оказалась в плену врач Рахиль, с которой он жил (это потом подтвердили жители деревни Акулино, видевшие ее в плену у немцев). Были убиты комиссар 70-го кавполка Станкевич и его жена, пропал без вести инженер дивизии Ноженко. Потери личного состава были небольшими, но бомбежками были разгромлены тылы дивизии. Погибла наша клубная машина, начальник клуба, политрук, был убит - мне передали его полевую сумку.  Позднее всех политработников в дивизии появился Элентух. После проявленной им трусости, которая тяжело обернулась для политотдела, он не имел права оставаться на посту секретаря парткомиссии дивизии, я отстранил его от должности, а парткомиссия исключила Элентуха из партии. На заседании секретарем избрали старшего политрука Дудко. Это был кристально чистый коммунист, храбрейший из всех нас, политработников, скромный, честный и преданный партии человек.++++++++++++++ Наша дивизия продолжала воевать в лесу. Почти ежедневно вспыхивали перестрелки, и на линии соприкосновения с противником каждый эскадрон имел определенный участок обороны. В одном эскадроне личного состава не было - только политрук с двумя бойцами. У политрука на груди наш автомат, а на ремнях на плечах от шеи к поясному ремню - 7 дисков с патронами, и в каждом по 70 патронов. Политрук с бойцами всегда был готов к бою, патрулируя свой участок обороны.  Ночами боевые действия почти не велись: немцы не решались идти в глубь леса, уходили с позиций, минируя отдельные места, да и наше командование не рисковало атаковать ночью. Однажды под утро разгорелась сильная перестрелка, и с обеих сторон раздались крики "ура". А когда совсем рассвело, наши бойцы увидели перед, собой людей, тоже одетых в красноармейскую форму, - власовцев. С криками "Бей изменников!" кавалеристы бросились на врага...  Чтобы не быть связанным с хранением партбилетов, я передал своему заместителю Жандарову бланки невыданных партдокументов. И тогда обнаружилось, что одного комплекта партдокументов нет, значит, он остался с закопанными бумагами. Потом выяснилось, что невыданный комплект комиссар оставил в папке вместе со второстепенными бумагами, а я, не просмотрев эту папку, оставил ее зарытой в железном сейфике.  Закопанными остались и 220 бланков комсомольских билетов. Я понимал, что за это мне придется держать довольно строгий ответ. Так и случилось: из политотдела армии приехал инспектор, выяснять последствия окружения дивизии. Ни с кем, кроме комиссара, он не беседовал, никого из политотдела не вызывал. Скоро меня вызвали на заседание партийном комиссии 41-й армии и вынесли строгий выговор "за непринятие действенных мер при выходе из окружения и оставление на территории врага комплекта партбилетов и 220 бланков комсомольских билетов".  Я спросил председателя парткомиссии: "А комиссар и командир понесут какую-нибудь ответственность?" Он ответил, что нет, а после заседания один ответственный работник политотдела, член парткомиссии, сказал мне: "Вы подошли как раз под действие приказа № 227, вот вас и наказали". Я пошел к начальнику политотдела и сказал, чтобы меня убрали из этой дивизии, так как работать с комиссаром и командиром дивизии нет никакого желания. На эту просьбу он ничего мне не ответил.  Еще до вынесенного мне взыскания мы с комиссаром вместе ехали в политотдел армии, когда нам навстречу попался старший лейтенант, начальник разведки одного из наших полков. За трусость он был исключен из партии и вот теперь возвращался в свой полк. У меня возникло подозрение в том, как бы он не завершил свою трусость открытым предательством. Вслед ему из штаба армии возвращались и другие командиры, и одному из них я поручил проследить за поведением труса. Но эта мера оказалась недостаточной: в полк он не прибыл.  Я предложил командиру дивизии сменить место расположения КП, но Гагуа не согласился. На другой день в полдень на расположение штаба дивизии обрушился сильный плотный минометный огонь, чего раньше не случалось. Я находился в шалаше и готовил политдонесение, когда услышал свист мин, а за ним и грохот разрывов, крикнул: "Ложись", - и все легли на землю. Минут десять бушевал над нами минометный обстрел: окопов не было, оставалось только лежать на земле, кое-кто убежал от шалашей в сторону. Осколки шуршали по веткам, летели сучья, комья земли, все боялись прямого попадания...  Когда налет кончился, оказалось, что несколько бойцов ранено и убит начальник связи майор Колодежнов. Потом выяснилось, что убит и старший политрук Дудко: он ехал из полка, попал под обстрел и, не успев слезть с коня, был ранен в спину большим осколком мины. Ни конь, ни его ординарец даже царапин не получили. Вот так обернулась нам измена старшего лейтенанта, указавшего немцам точное расположение штаба нашей дивизии. Ходили слухи, что изменится командование дивизии, так как часть дивизий 11-й кавкорпуса была расформирована. Наша дивизия носила имя Маршала Советского Союза С.К.Тимошенко, - может, это и спасло ее в тот момент от расформирования.  В один из августовских дней, во второй половине месяца в политотдел пришел комиссар дивизии и вручил мне предписание за своей подписью - явиться в распоряжение отдела кадров ПУ Калининского фронта. За два дня я сдал все дела батальонному комиссару Пономареву из расформированной дивизии нашего кавкорпуса, собрал свои вещи и подготовился к отъезду в штаб фронта в район Кувшинова, за 300 километров от нашего расположения. Делопроизводитель дивизии вез в штаб наградные материалы, и с этой машиной мне и надлежало ехать. При отъезде комиссар дивизии сказал мне, что я представлен к ордену Красной Звезды. Так закончилась моя тяжелая служба в 24-й Кавалерийской дивизии." - из воспоминаний начподива 24-й кавдивизии 11-го гв.кавкорпуса старшего политрука А. Премилова.

x_547422219ba570da0ee7b8e0e466800fx_85195232

(+11 фото)

x_c977aba3x_f3e85cfa7348d6e0f0a5e582e1237b67x_6eb7cff0x_fdaada2bx_d8a59fb3x_c41c3b66x_b2ffa201x_0361acba6dccdbcab3ad

aleksei-44.livejournal.com


Смотрите также