Отрывок из романа про Вяземский котел. Вяземский котел читать
Отрывок из романа про Вяземский котел
Предлагаю вниманию форумчан отрывок из моего романа "След подковы", в котором описывается попытка наших войск вырваться из Вяземского котла.На опушке леса, в двух километрах от села Богородское генерал-лейтенант Лукин ставил задачу командирам дивизий и соединений.- Прорываться будем в направлении на Гжатск. Место прорыва село Богородское. Начало атаки 16-00. Товарищи командиры, сверим часы. Прорыв осуществляем силами 2-й дивизии Народного Ополчения. Товарищ Вашкевич, - обратился он к генерал-майору, командиру дивизии, - ваша задача одним ударом опрокинуть противника, и, удерживая плацдарм, дать возможность нашим частям выйти из окружения. Один батальон оставьте на позициях по реке прикрывать наш отход.Все командиры молча выслушали указания, плохо представляя, как дивизия, укомплектованная подростками и пожилыми людьми, сможет выполнить приказ. Не вытерпел франтоватый капитан второго ранга Остроухов, командир сводного отряда моряков Черноморского Флота, насчитывавшего восемьсот человек. Сдерживая негодование и стараясь не повышать голоса, он обратился к Лукину. - Товарищ генерал, а как мы после этого жить будем?Командующий изумленно уставился на моряка. – Ты про что, капитан?Не капитан, а капитан второго ранга, - дерзко поправил он генерала,- а спрашиваю я про то, как мы сможем жить дальше, зная, что вырвались отсюда ценой жизни этих детей и стариков.Все, потупив глаза, молчали. Только начальник штаба армии Малышкин попытался образумить моряка. - Нам сейчас важно сохранить кадровые части. Отсюда практически до самой Москвы нет наших войск. Да это жестоко! Но необходимо! И Вы, капитан второго ранга, будьте любезны, выполнять приказ. Иначе мы будем вынуждены поднять вопрос о предании Вас суду военного трибунала.Ты комбриг, сначала выйди отсюда! - В бешенстве выкрикнул в лицо Малышкину моряк, - мои ребята пойдут на прорыв вместе с салажней, даже чуть-чуть пораньше! А чтобы у тебя не возникло мнения, что я самодур и гроблю из-за собственных понтов матросов, в атаку пойдут только добровольцы! Я во главе! Хочешь с нами? – Не дожидаясь ответа, Остроухов усмехнулся, - оно конечно, в штабном блиндаже поспокойнее….Затем, даже не глядя на перекошенное от негодования лицо Малышкина, он четко, через левое плечо, развернулся и пошел к своему подразделению. Вслед ему тот крикнул, - товарищ капитан второго ранга!… На что черноморец, не оборачиваясь, ответил. – Я помню, атака в 16-00…Выдвинувшиеся на исходную позицию ополченцы с любопытством смотрели на монолитный строй моряков в черных бушлатах. До них доносился голос их бравого командира. – Товарищи матросы и старшины! Штабные хотят, что бы для нас окружение прорвали салаги и старики! Они хотят, чтобы мы по их трупам целенькими вышли из этого дерьма! Я думаю, что мы не покроем позором славное имя Черноморского Флота! Сразу говорю, что дело добровольное. Кто согласен первым прорвать кольцо, - шаг вперед!Дружный шаг восьмисот человек слился в грозный р-р-ы-к.- Другого я и не ждал… Ну и ладно… Форма одежды авральная, тельник и беска. На шкентеле не отставать! Баталерам не спать, все бушлаты и фланки собрать и сразу за нами. Дешевые фраера из Берлина еще не знают, что такое – штыковая атака славных черноморцев! Это будет для них неожиданностью, и не совсем приятной! Начало атаки через двадцать минут, пока можно оправиться и перекурить.В ожидании начала атаки, в черной шинели, в клешах, которые ни смотря на дождь и распутицу, не были заляпаны грязью, Остроухов обратил внимание на полковой оркестр ополченцев. Музыканты пытались укрыться от измороси под чахлыми елками, абсолютно не понимали, что происходит, и своей роли в этой бестолковщине. Иосиф Либман больше всего переживал за дочку, за Риту. Все ребята, ее друзья были уже здесь, а ее все нет…. Где же эта медсанчасть?… Он обратился к седому саксофонисту.- Николай Семенович, ты случайно не слышал, где четвертый батальон? Что-то их не видно. Где моя Рита?Тот попытался успокоить Иосифа. - Я слышал, их оставили на реке, прикрывать отход. Еся, не переживай, прорвем кольцо, и они подтянутся… Все будет хорошо. Ничего с твоей Ритой не случится. Там даже безопаснее…Иосиф, переживая за дочку, даже вздрогнул, когда напротив себя увидел человека во всем черном. Остроухов внимательно осмотрел потрепанных музыкантов. - Что притихли, трубодуры? Сейчас мы замутим маленький шухер, ваша задача – нас поддержать….- А как мы поддержим, у нас же кроме инструментов ничего нет…- Растерялся Иосиф.- Правильная музыка, да еще сыгранная в нужное время и в нужном месте, сравнима с действиями целой дивизии. Музыкант, а этого не знаешь….Иосиф расправил плечи от таких слов. – Мы-то готовы. А что играть?- Только одна вещь может сотворить чудо и вселить веру в бессмертие в этих ребят.…Один из подошедших музыкантов, громким шепотом подсказал Либману. - “Варяга”!- Именно!… Но сыграть нужно так, как вы никогда в своей жизни не играли! Чтобы мурашки по коже!… Чтобы душу обуял ужас…. – в ответ на недоуменный взгляд музыкантов, он пояснил, - не у нас, а у “гостей” из Дюсельдорфа!Когда взвились три зеленые ракеты, означающие начало прорыва, реактивные минометы дали залп последними снарядами по позициям немцев. Затем полковой оркестр второй дивизии Народного Ополчения Сталинского района Москвы грянул “Варяга”.Под его звуки пошел в атаку сводный отряд моряков Черноморского Флота в одних тельняшках, натянув, чтобы не потерять, бескозырки на самые брови. Их командир напутствовал их, подняв руку с наганом. – Братишки! Только вперед! Семь футов под килем! Ветер в бизань! Смерти нет!!!Это была страшная атака. Лава моряков в тельняшках, под звуки “Варяга”, который и в обычное-то время своими звуками заставляет раздувать ноздри в гневе, рванула к Богородскому в таком порыве, что казалось никакая сила не в состоянии их остановить. Бежали они молча. Даже звуки оркестра не заглушали сопение и мерный топот ног. Лишь за сто метров, не добегая до вражеских окопов, они перешли на крик. На крик, который не прославляет товарища Сталина, не прославляет счастливую родину…. Это был простой, вдохновляющий на подвиг, русский мат. С помощью которого строились города, каналы, электростанции….Беспорядочная стрельба немцев уже не в состоянии была положить на землю черноморцев.Мат, “Варяг”, и штыки винтовок моряков привели врага в панический ужас. Они бежали сломя голову. Впоследствии из документов 3-й армии Вермахта стало известно, что пять солдат, попавших на острие этой атаки сошли с ума…Через брешь в кольце начали выходить войска. Сплошным потоком хлынули бойцы. Натуженно ревя моторами, ехали полуторки с раненными. Но пришедшие в себя немцы обрушили на место прорыва шквальный огонь своих минометов. Участок земли у Богородского превратился в ад. Хрипели в предсмертной агонии лошади, горели полуторки. Стоны и крики бойцов, попавших в эту мясорубку, заставляли стыть кровь в жилах. Враг перекинул на этот участок танки и мотопехоту, и последующие атаки успеха не имели. Пытались осуществить прорыв и в других местах, но в большинстве случаев, безуспешно. Командарм Лукин, раненый и брошенный своим окружением, был схвачен немцами. Начальник его штаба комбриг Малышкин сам сдался в плен.На протяжении следующих дней, без продовольствия и боеприпасов, пять армий Западного и Резервного фронтов затяжными боями приковывали к себе превосходящие бронетанковые силы Вермахта, давая тем самым возможность подтянуть войска и создать укрепления на подступах к Москве. Они выполнили свой долг страшной ценой. Все те, кто вновь и вновь поднимался в атаку с криками, - за Родину! За Сталина! – Так и остались лежать в Вяземских лесах и болотах. Полегли там и Гвоздь, и Солома, и Назар с Татарином. Бесшабашный Жорка Ломов не осилил семерых фрицев в рукопашной,… последней гранатой разнес всех в клочья…Оставшиеся в живых завидовали мертвым. Они, одуревшие от бомбежек, от голода и от безысходности, были вынуждены выйти из болот…В топкой, раскисшей от дождей дороге, ноги утопали по щиколотку в грязи. Нудный, осенний дождь, скорее даже не дождь, а изморось, противным туманом обволакивала уныло бредущую колонну солдат. Они и на солдат уже были не похожи. Безликая масса в солдатских шинелях, набухших от влаги и грязи, еле передвигая ноги, брела по проселку мимо деревушек с покосившимися избами, мимо полей и перелесков с брошенной и разбитой техникой.Черные вороны, объевшиеся мертвечатины, с трудом перелетали от трупа к трупу. Это был их праздник. Праздник до такой степени чудовищный, что и в страшном сне не приснится…
smolbattle.ru
Вяземский котел после войны
В Вяземском районе Смоленщины в трех километрах от трассы Москва — Минск среди лесов стоит деревенька Коробово. Мои родители, когда ушли на пенсию, купили в Коробове дом и жили там летом (мама моя была из этих мест). Было это в 60-х годах прошлого века. В Коробове и мы проводили свои отпуска, там росли наши дети, потом внуки. Добираться из Москвы в деревню было трудно – в основном на попутках, а еще от метро Тушино ходил один раз в день рейсовый автобус до Вязьмы, на нем мы доезжали до остановки Величево — это 192 км. Минского шоссе. Деревни под таким названием уже давно не было и в помине, а название места осталось. От трассы шли по извилистой лесной тропинке до большого колхозного поля, на котором еще сеяли гордость Смоленского края – лен, а когда перестали, поле заросло мелким подлеском. Потом преодолевали по жердочкам ручей, потом еще одно поле – мы назвали его «гороховое» — тогда-то там сеяли горох на силос. А там уж и до деревни недалеко. До войны в Коробове было более сотни дворов, через деревню проходила дорога, ведущая в соседние – Роговку, Каргино, Вырубово, Каменку. Остатки «цивилизации» — и лесная дорога, и деревянные настилы через болотистые места — в этих краях еще сохранились, но с годами всё зарастало, заболачивалось. Колхозы еще не были уничтожены, поля были засеяны пшеницей, овсом и гордостью смоленского края – льном. Помню, когда я впервые, увидев колышащееся волнами голубое море — это цвел лен — задохнулась! Это было чудо! Русское чудо.
В Коробове было одиннадцать домов, в девяти летом жили дачники из Москвы, а в двух бывшие колхозницы. Благодаря им деревня считалась «живой», потому и Вяземское «электрическое» начальство свет не отключало, но постоянно грозилось. В окрестностях еще сохранились «останки» бывших деревень – в лесных чащах можно было наткнуться на кирпичный фундамент, полуразвалившуюся печную трубу, корявые полусгнившие яблони и одичавшие кусты черной смородины, значит, здесь были избы, сады… И еще местные старожилы говорили, что крапива особо буйно растет там, где когда-то было человеческое жильё. Чего-чего, а крапивы на вяземских просторах было полно. Зимой деревня Коробово пустела, жившие здесь круглый год бывшие колхозницы, вдовы тетя Нина Ежова и тетя Женя Снегирева, то ли в шутку (а скорее всерьез) рассказывали, как им приходилось зимой гонять коромыслами волков, подходивших аж к самому колодцу. Коробово — была одной из тысяч русских нечерноземных деревень, попавших под разрушительное действие хрущевского постановления о «неперспективных деревнях». Жителей оставшихся после войны небольших деревень насильно принуждали переезжать в большие села у автотрасс, здесь им предоставлялись коттеджи — народ их называл «катежи».
Грустное зрелище представляли эти «катежные» поселки — некрасивые казенные бараки на двух хозяев, раздолбанные тракторами улицы, жидкие палисадники. Обе наши коробовские старожилы – колхозницы отказались переезжать в «катежи» — «помрем здесь, на своей земле», а бригадирша Анна Ивановна Смирнова, со слезами распрощавшись со своим домом в Коробове («А не поехала бы – партбилет положила»), переселилась в деревню Осташково, стоявшую, можно сказать, прямо на обочине Минского шоссе – машины ревели денно и нощно. И бригадирша и ее престарелая мать всю оставшуюся жизнь плакали об оставленной ими родной деревне и отчем доме, где родились, где пережили немецкую оккупацию. Так умирала русская деревня.
Помню, как-то теплой осенью, мы приехали за нашей картошкой, оставленной на хранение в сарае у бригадирши. Анна Ивановна в летнем цветастом платье и валенках сидела на завалинке. Рядом стоял мотоцикл с коляской – несмотря на возраст (ей тогда лет 55 было), бригадирша была лихой наездницей: то верхом на лошади гоняла, то на мотоцикле. «Как здоровье, Анна Ивановна?» — поинтересовалась я. «Ой, не спрашивай. Умаялася, аки падла. Вчера перепахивали поле у Кукуев, так чуть не подорвался тракторист. Из Вязьмы саперов военных вызывали». На крыльцо на искривленных больных ногах выкарабкалась ее матушка Александра — «Божий одуванчик» и строго прикрикнула на дочь: «Нюркя, уперед угости людей жареными суровешками». Суровешки, это сыроежки по- местному. Кого боялась и безогоровочно слушалась лихая Анна Ивановна, так это только свою крошечную и добрейшую «маманю». Позже мы узнали, что на ней, матери местного милиционера-партизана, фашисты возили дрова из леса.
Война в этих краях, названных впоследствии «Вяземским котлом», присутствовала везде — в судьбах людей, в безымянных лесных могилах. Сколько костей солдатских и черепов валялось в траншеях, обвалившихся блиндажах. Местный тракторист чистил прудишко у нашего дома и «выудил» горы оружия – русского и немецкого, противотанковые мины. На огородах наши дети откапывали немецкие бляхи с надписью «С нами Бог!», прострелянные каски, ложки, монеты с фашистской символикой, а то и целый арсенал ржавого разнокалиберного оружия. Посреди деревни у нас стоял старый-престарый колодец, и все жители ходили к нему по тропинке. Как-то летом в деревню нагрянули молодцы — «гробокопатели» со щупиками — так их «техника» на этой тропинке так заверещала, что они наперегонки бросились своими саперскими лопатками ковырять это место и на небольшой глубине откопали головку неразорвавшейся авиационной бомбы. В лесу повсюду валялись проржавленные железки — части от военной техники, не разберешь — русской, немецкой. В соседней деревне Каменка была могила неизвестного солдата — его похоронили здесь наши бойцы, выходившие из окружения. Многие годы местные старушки ухаживали за могилкой, на холмике всегда росли цветы. А умерли бабки — и всё. Прошлой осенью пьяный тракторист сравнял холмик с землей и теперь здесь проезжая дорога. Война была и в частушках, которые пели местные бабки – «Через поле яровое. Через райпотребсоюз. Через Гитлера косова. Вековухой остаюсь».
Окрестные деревни Вырубово, Царево Займище, Каменка, Роговка, Каргино, местечко Кукуи — это всё «Вяземский котел». В немецкой кинохронике первых месяцев войны я видела кадры, когда фашисты гнали наших пленных солдат по полевой дороге – босых, расхристанных, без ремней. Я узнала эту дорогу! Это была дорога из Роговки в Коробово. Узнала по огромному дубу, стоявшему на обочине. Он и через тридцать лет после войны стоял на том же месте – высокий, корявый, полузасохший, но живой! В родной маминой деревне Каменка жил дедушкин брат – Петр Андреевич Гордеев с женой тетей Паней. Оба были образованными людьми – выписывали газеты, собирали библиотеку, интересовались политикой и жизнью страны. Точнее сказать — это были представители деревенской интеллигенции — умные русские люди, пережившие все кошмары сталинской эпохи – раскулачивание, коллективизацию, колхозы — и фашистскую оккупацию. До войны Петр Андреевич Гордеев возглавлял местный колхоз, в годы оккупации воевал в партизанах, имел правительственные награды. От него мы узнали, что в Вырубове фашисты расстреливали партизан и тех, кто им помогал, и что у нас в Коробове женщин с детьми зимой выгоняли из домов и они укрывались в траншее за речкой. (а это было любимое месть сборов наших детей – в этой траншее они вечерами жгли костры). «Видели «дзот» на трассе, у перекрестка на Ивановское? Это там несколько дней наши солдаты огнем не давали фашисткой технике двигаться по шоссе на Гжатск и далее – на Москву». А еще узнали, что муж хозяйки из соседней деревни Каргино, у которой мы брали молоко был «пособником» — развлекал немецких солдат игрой на балалайке, за то и получил срок. А такой приветливый был дяденька. Война была совсем рядом в воспоминаниях, в старых блиндажах, в старом дубе – свидетеле вяземской трагедии. Страшно было представить, что на этой земле, по нашим полям и дорогам когда-то топали немецкие сапоги.
Наш сосед, дачник Николай Васильевич, когда откапал на своем огороде ящик с неразорвавшимися патронами, не дожидался саперов из Вязьмы, сам на руках отнес ящик за деревню и там взрывал. Смелый был человек, добрый, хотя и большой любитель выпить, неудачный пчеловод – его не раз до полусмерти кусали эти деловые летуньи (не любят они алкогольный дух). Как-то Николай помог нам привезти из Вязьмы штакетник, огородил им наш палисадник и покрасив забор какой-то крепко пахнувшей олифой, с гордостью поведал: «Все сгорит, а забор будет стоять. Этой олифой «Буран» красили!». Мы не поверили. Неужели тот самый «Буран» — легендарный космический аппарат, который, «преодолев плотные слои атмосферы», где все сгорает в прах, после полета в космос вернулся на землю живым и невредимым?! А Николай оказался прав! Через много лет, когда деревня Коробово стала не только нежилой, но и пепелищем (приезжие охотники развлекались), мой сын, побывав там, подтвердил — дом, сарай, деревья, сад — все выгорело, а доски забора валяются на земле целые. Где же наш деловой сосед достал олифу, предназначенную для секретных государственных целей? «Да знакомый мужик за пол-литра с завода вынес ведро». Ну, где еще можно достать за пол-литра ведро стратегического сырья для покраски деревенского штакетника? Только в нашей родной, непобедимой и великой России. К слову, Николай – уроженец этих мест, гжатский. Когда выпивал, любил ходить по деревне с гармошкой и петь песни про войну.
https://cont.ws/post/356859
myhistori.ru
Иван Стаднюк - Меч над Москвой
А когда возвращались в редакцию – путь был мучительно трудным, ибо по Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком шли войска – пешие, в большинстве лыжные батальоны, ревели моторами танки, тягачи с пушками на прицепе, "катюши", – Мишу больно полоснула по сердцу мысль, от которой стало стыдно: "Как это я могу мечтать о своем личном счастье, когда впереди еще целая война?.."
Но так уж устроен человек: он всегда в молодости верит в счастье и надеется на будущее. Верил в будущее и Миша Иванюта: не сомневался, что выстоит Москва и никому – ни ему, ни Васильскому и никому другому, кто стал в боевой строй, – нет пути назад.
Миша замерзал в кузове грузовика рядом с угрюмым старшим политруком Васильским. Ирина Чумакова, взволнованная ждавшей ее впереди неизвестностью, ехала в кабине, вслушиваясь в разухабистый говорок шофера Аркаши, который изо всех сил старался ей понравиться. В сторону Солнечногорска текла река войскового люда и боевой техники. Верилось, что вспять она не потечет, но потекут еще реки крови, прежде чем взойдет солнце победы.
Примечания
1
Командующим войсками Ленинградского фронта Г. К. Жуков был назначен приказом Ставки от 13 сентября 1941 г. (Прим. авт.)
2
Позднее она получит наименование "Атлантическая хартия". (Прим. авт.)
3
Со временем эту точку зрения разделят все реально мыслящие государственные и политические деятели Запада. Э. Стеттиниус, будущий государственный секретарь США (1944 г.) заявит: "Если бы Советский Союз не удержал свой фронт, немцы получили бы возможность покорить Великобританию. Они были бы в состоянии захватить Африку, а затем создать плацдарм в Латинской Америке". (Прим. авт.)
4
Здесь и далее даются цитаты из книги В. А. Гарримана и Е. Абеля "Специальный посланник к Черчиллю и Сталину". Нью-Йорк, 1975. (Прим. авт.)
5
Позже стало известно, что командующий войсками Юго-Западного фронта М. П. Кирпонос, член Военного совета фронта, секретарь ЦК Компартии Украины М. А. Бурмистенко, начальник штаба фронта генерал-майор В. И. Тупиков, начальник особого отдела фронта А. Н. Михеев, командующий войсками 5-й армии генерал-майор танковых войск М. И. Потапов, члены Роенного совета армии дивизионный комиссар М. С. Никишев и бригадный комиссар Е. М. Кальченко, а с ними несколько сот человек, преимущественно офицеров, были окружены врагом в роще Шумейково, недалеко от хутора Дрюковщина, и большинство из них погибло, в том числе командование Юго-Западного фронта и 5-й армии. Члена Военного совета ЮЗФ дивизионного комиссара Е. П. Рыкова, тяжело раненного, немцы захватили в плен. Он отказался на допросе давать показания и был расстрелян. (Прим. авт.)
6
Именно в этом месте обязан осведомить читателя, что документальная основа настоящей главы опирается на воспоминания генералов К. Ф. Телегина, Н. А. Сбытова, Д. А. Журавлева и на материалы ЦАМО. (Прим. авт.)
7
Со временем полковнику Н. А. Сбытову станет известно, что его приказ отменил после телефонного звонка Берии командующий Военно-Воздушными Силами Красной Армии генерал П. Ф. Жигарев.
8
Книга "Запись боевых приказов и распоряжений члена Военного совета МВО дивизионного комиссара Телегина К. Ф." хранится в Центральном архиве МО СССР. (Прим. авт.)
9
Генерал-лейтенант Шарохин Михаил Николаевич тогда занимал должность заместителя начальника Оперативного управления Генштаба. (Прим. авт.).
10
К. Ф. Телегин оказался прав: в эту ночь Н. А. Сбытову позвонил начальник штаба ВВС Красной Армии генерал Г. А. Ворожейкин и сообщил, что все его действия одобрены Государственным Комитетом Обороны. (Прим. авт.)
11
"Вяземский котел" будет завершающей книгой романа "Меч над Москвой", в которой автор изображает бои окруженных войск в районе Вязьмы, динамику оборонительного сражения на подступах к Москве и последующего контрнаступления советских войск. (Прим. ред.)
www.profilib.com
profilib.net
белая страница победной летописи (фоторепортаж)
Ранее в контексте Великой Отечественной войны мы часто слышали о Вязьме. На уроках истории рассказывали о Вяземской оборонительной операции Западного и Резервного фронтов, при этом тактично умалчивая ошеломляющие подробности развернувшейся там трагедии. Ведь, по сути, вся эта оборонительная операция сводилась к слову «котёл»: вначале октября 1941 года в окружение под Вязьмой попали четыре армии. Безвозвратные потери Красной Армии составили более миллиона человек.
Пребывая на территории Вяземского района, мы общались и с простыми местными жителями, и с поисковиками. Так вот, из миллиона советских бойцов, оказавшихся в «котле», чудом выжили лишь 85 тысяч: им удалось выйти из окружения и каким-то мистическим образом уберечься в густых лесах Смоленщины. Остальные навечно попали в три категории: погибшие, пропавшие без вести и взятые в плен. Соотношение цифр этих категорий неизвестно до сих пор. По свидетельствам старожилов одной деревни, колона пленных советских бойцов передвигалась через этот населенный пункт больше суток…
Ежегодно из смоленской земли поднимают около 120-150-ти останков солдат. В октябре их предают земле в братских могилах: Холмов Славы на Смоленщине не сосчитать…. По словам руководителя поискового отряда историка Игоря Геннадьевича, 20 лет занимающегося этим благим делом, удаётся установить личность лишь каждого 13-го погибшего. Такова статистика: сохранившихся капсул находят очень мало. В 2017 году торжественного погребения ожидают около полторы сотни останков бойцов.
Богородицкое поле
Возле Богородицкого поля, где на месте ожесточенных боёв обустроен мемориальный комплекс, расположен музей. Он функционирует всего лишь несколько лет, но уже успел стать популярной площадкой в среде патриотического воспитания.
В музее выставлено много экспонатов, которые, на первый взгляд, не очень впечатляют: но лишь до тех пор, пока экскурсовод не расскажет о судьбах людей, стоящих за этими скромными экспонатами... В самых мельчайших подробностях – о том, как всё происходило в ту страшную осень 1941 года. Здесь подчеркивают: это, прежде всего, Музей Памяти. Ведь Вяземская оборонительная операция, как принято называть здешние события тех далеких лет, была не победой, а поражением. Поражением всех союзных республик, потому что в том кровавом «котле» увязли выходцы со всего Советского Союза.
Долгие годы, исходя из идеологических побуждений, это кровавое месиво, приведшее к поражению, было засекречено. Немногих спасшихся из «котла» или бежавших из немецкого плена либо расстреливали, либо сажали в тюрьмы как предателей Родины. К примеру, боец, автор ниже опубликованной записки, найденной в 70-е годы прошлого века, тоже оказался «изгоем-предателем», вынужденно скитавшимся по заграницам…
Это был огромнейший проигрыш Красной Армии и блестяще проведенная операция немецкой группы армий «Центр». К слову, в музее хранится оригинал немецкой карты за сентябрь 1941 года, наглядно демонстрирующей, насколько сильной была их разведка: на карте учтены абсолютно все расположения наших войск. Иными словами, все советские воины, оказавшиеся в то время на территории Вяземского района, были обречены: у них не было никаких шансов победить. Но, анализируя те события с высоты прошедших лет, можно с уверенностью утверждать: именно их сакральная жертва замедлила наступление фашистских войск на Москву. Как говорил ещё в Первую мировую войну король Пруссии Фридрих II: «Русского солдата мало убитьь - его надо ещё и повалитьна землю!». Будучи фактически приговоренными, наши солдаты сопротивлялись на несколько дней дольше, нежели предполагало немецкое командование (со 2-го по 13-е октября). За это время Москва более тщательно подготовилась к обороне. Ставка Верховного Главнокомандования, проанализировавшего ошибки, совершенные в Вязьме, сделала выводы и изменила тактику в отношении организации обороны столицы. Таким образом, кровавый вяземский ад приблизил долгожданную Победу…
Стоит отметить, что штабные документы либо уничтожались на месте, либо их помещали в металлические сейфы и закапывали. Иногда поисковикам удается раскопать такие сейфы с сохранившимися оригиналами документов.
Эта икона, находящаяся в музее, уникальна тем, что она является первой и единственной в своём роде иконой, где погибшие в «Вяземском котле» воины изображены святыми великомучениками за землю русскую…
Музейная экспозиция регулярно пополняется: к примеру, на днях неподалеку был найден этот противотанковый «ёж».
Деревня Красное Трошино
Переместимся в другую сторону «Вяземского котла» - деревню Красное Трошино. Именно здесь в октябре 1941 года проходила линия соприкосновения советских и гитлеровских войск. Деревня была сожжена полностью (более полусотни дворов), и лишь после войны здесь отстроили несколько жилищ. Впрочем, сейчас обветшавшие срубы, в которых никто не живёт, выглядят так:
Со слов руководителя местного поискового отряда, лишь за последние годы в деревне Красное Трошино подняты более 500 останков наших солдат. Полтысячи! Здесь, в пределах этой деревеньки… Представьте себе: сотни гектаров земли – сплошная братская могила! Когда на всё это внешнее великолепие спускается туман, кажется, что по пригоркам тихой поступью бродят души погибших...
Эти каски мы нашли на полях в окрестностях деревни. При этом мы ничего не копали: они находятся практически на поверхности - в траве, в лесу, в болотистой местности... Местные уже к таким находкам привыкли.
Помимо множества солдатских касок (кстати, попадаются и немецкие), здесь можно найти и другие военные артефакты. К примеру, найдены две советские «трехлинейки» и СКС (самозарядный карабин). А ещё - гильзы от немецких автоматов и что-то похожее на металлические пряжки от ремней. Напомню: мы просто прошлись прогулочным шагом по местным полям спустя 75 лет после тех страшных событий! Представляете, что здесь творилось тогда, в далеком 1941-м?!
Этот неразорвавшийся боевой запал противотанковой гранаты находился на дне мелкого ручья, протекающего в 50-ти метрах от места нашего проживания. В этих местах сотни, а может и тысячи подобных боеприпасов… Сколько ещё «военщины» хранит земля Смоленщины?
«Котлы» бывают разные…
Как говорил великий русский полководец Александр Суворов: «Война не окончена, пока не похоронен последний солдат». Судя по тому, сколько ещё безымянных героев лежат в русской земле, последний солдат никогда не будет похоронен. Значит, война никогда не закончится. Она продолжается. В том числе и на Донбассе…
Все найденные нами экспонаты из «Вяземского котла» будут распределены между Музеем Воинской Доблести Донбасса в Санкт-Петербурге и его филиалом, открывшемся летом этого года в Донецке. По словам одного из поисковиков, между Вяземским и Иловайским «котлами» можно провести параллель: тактика возникновения этих смертельных ловушек практически одинакова, хотя масштабы в плане численности, конечно, несопоставимы. Напомним, в августе 2014 года в «Иловайском котле» оказались более пяти тысяч украинских карателей: практически все они погибли, несмотря на украинские фронтовые сводки «потерь нет».
Разница же между этими «котлами» состоит в том, что с Вяземского началось победоносное шествие нашей Армии - поражение стало толчком к Победе, а вот с Иловайского фактически стартовали настоящие бедствия украинских войск, у которых с тех пор – ни одной победы. Хроника позора «незалежной» – 7 «котлов» украинской армии на Донбассе (Изваринский (предшествовавший Иловайскому), Иловайский, Донецкий аэропорт, Дебальцевский, Амвросиевский, Еленовский, Луганский аэропорт).
И ещё, что немаловажно: погибшие под Вязьмой защищали свою Родину, своих родных, умирали за свою землю. А что защищают и за что (а, главное, за кого?) бесславно погибают в донбасских «котлах» украинские неофашисты? Ведь история не терпит сослагательного наклонения, и они обязательно повторят судьбу своих «героев» - гитлеровцев и их прихвостней-бандеровцев. В принципе, «древние укры» вряд ли в состоянии сделать какие-нибудь выводы: своя история у них отсутствует напрочь, а из контекста общей, советской, они себя «вырезали».
Вечная память и вечная слава павшим под Вязьмой советским солдатам и офицерам! И - побольше «котлов», красивых и разных, для вышиваночных убийц - неуклюжих завоевателей земли русской!
novorossiia.ru
